Солдаты — сыновья солдат - [24]

…А вчера я видел другое. Видел и старался услышать. Но не удалось. Сырой овраг, сюда не попадает солнечный луч и в полдень, здесь глаз сквозь листву не проникает и за два метра, здесь ветки, листья и травинки — должен быть слышен каждый шорох.

Но тут тишина.

Зеленые призраки выскальзывают из кустов, подползают к отвесным, казалось бы, уходящим в небо каменным крепостным стенам. И устремляются вверх зеленые ящерицы! Железные кошки не издают шума, беззвучны движения многих людей. Ни вздоха, ни лязга оружия, ни звука, ни шелеста.

И вот уже люди на вершине стены.

Тогда начинается самбо.

О нет, это не долгая схватка на ковре Дворца спорта в окружении азартных, рукоплещущих зрителей. Нет легких спортивных костюмов, нет строгих судей и ярких огней.

Схватки длятся мгновения, они бесшумны и молниеносны. Часовые «сняты», и люди продолжают движение.

Я, кажется, сказал, что нет судей? Ошибся. Они есть. Офицеры, внимательные и строгие, стоят в стороне. От их взгляда не укроется ни одна мелочь. Вот один из часовых успел приглушенно вскрикнуть, вот чуть звякнул недостаточно плотно пригнанный автомат. Не заметь я недовольно нахмуренных бровей офицеров, досадливого покачивания головой, в жизни не обратил бы внимания.

Но они обращают. Это их солдаты, их бойцы, и поэтому им они спуску не дадут.

А люди продолжают движение…

Вот с легким свистом рассекают воздух ножи, точно вонзаясь в сердца мишеней, вот слабым хлопком детонатора извещают о своей гибели танки, орудия и другие объекты «противника». В реальных условиях здесь уже полыхало бы море огня, летел бы к небу искореженный металл и разбегались в панике застигнутые врасплох враги.

Но это занятия. Даже не учения.

Обычные занятия обычного дня…

Полоса препятствий. Она несколько отличается от обычных полос. Не в сторону облегченности. Гвардейцы по пять человек поднимаются на вышку. Это «самолет». С него, надев предварительно подвесную систему, они устремляются в свой короткий и нелегкий путь.

Подвешенный к тросу десантник быстро приближается к земле — «опускается с парашютом». При этом он должен стрелять из автомата и метко бросать гранату.

Но это лишь только начало. Потом пойдут препятствия. Преодоление по канату водного препятствия, переползание… А еще надо «подорвать» объект, надо «снять» часового, «убрать» из машины водителя, проехать на ней порядочный кусок и, наконец, с помощью рации «доложить» о проделанном.

Значит, будь стрелком, подрывником, шофером, радистом. И еще каким! У каждого препятствия — офицер-специалист. Его не обманешь, он сразу определяет качество «работы».

Смотрю и сомневаюсь — неужели все это возможно проделать за то краткое время, которое показывает мой секундомер. Может, он испорчен? Прикладываю к уху, трясу. Нет, не испорчен.

— Ну и ну, — бормочу.

Сопровождающий меня лейтенант с удивлением косится.

Не устаю удивляться и я. Оказывается, эта полоса препятствий так, разминка, нечто вроде прогулочной террасы в доме отдыха. Мне показывают другую — «настоящую»!

(Неужели она для людей? Не для обезьян?).

На многие десятки метров к синему небу уносятся вершины деревьев, и по гладким или, наоборот, ветвистым, оплетенным вьющимися растениями стволам бегут-бегут, исчезая в ветвях, почти невидимые лесенки из скоб, из шатких крючьев. На огромной высоте, раскачиваясь на ветру, перекинуты от верхушки к верхушке паутинные веревочные мостики, дорожки.

И ловчее обезьян, увереннее матросов на былых парусниках мчатся по этим невиданным путям десантники с автоматами, гранатами, снаряжением…

Взлетают к вершинам гудящих стволов, опускаются вниз и тут же, не останавливаясь, устремляются к новым препятствиям. Широченная яма, залитая водой, высоченная каменная стена с намертво влитыми по гребню осколками бутылок, сверкающих, что ножи, колючая проволока, принакрывшая землю, так что не только человек, а и уж, похоже, не проползет под ней…

Все это остается позади, ничто не может остановить движения вперед.

…Теперь я на широком травянистом поле. Оно окружено кустами и кажется ровным. По нему пролегает отмеченная черно-белыми колышками дорога.

Солдаты «занимают позиции». Я — тоже. Они прячутся в окоп, за укрытие, втискиваются в индивидуальную щель, наконец, просто лежат в густой траве — не всегда ведь удастся найти, где спрятаться.

Я же стою на стуле — чтоб лучше видеть — под крышей летнего класса. Здесь до и после проходят теоретические занятия — мирно желтеют столы и скамейки, чернеет грифельная доска, белеет мел.

А на поле полыхает огонь.

Танки выходят из-за кустов, грохоча гусеницами, оглушая орудийным громом и пулеметным речитативом, опаляя жаром металла.

Пусть выстрелы холостые и поле учебное, но поверьте, надо иметь крепкие нервы, чтоб спокойно целиться и стрелять в это несущееся на тебя грохочущее чудовище, чтоб метать бутылки с горючей смесью и точно попадать в уязвимые места машины, чтоб приседать в щели, когда многотонная машина проезжает над тобой, или в последнюю минуту откатиться в сторону от тяжелых, лязгающих гусениц…

Трещат автоматы, сверкает огонь, гремят выстрелы, грохочут танки.

В моем безопасном убежище раскалывается от шума голова. Беру бинокль, тщательно навожу на лица десантников, только на лица. И вижу внимание, сосредоточенность, напряжение. Ни паники, ни растерянности. Они делают свое дело — «ведут бой».