Солдаты Рима - [61]

   Снизу примчался вестовой. Он остановился возле орла, окатив офицеров облаком пыли, и поочерёдно посмотрел на примипила и трибуна. Потом спрыгнул на землю и повернулся к Бакулу.

   -- Росций ведёт седьмой легион. Он приказал атаковать не дожидаясь его.

   Бакул кивнул.

   -- Луканий, пойдёшь слева. Волусен, тебе центр. Сбросить бриттов - вот главная задача. Бальвенций оттянул на себя все их резервы, там сейчас настоящая мясорубка. Надо поторопиться.

   Волусен нахмурился. Дожил, центурионы начали командовать... Скоро, глядишь, и солдаты покрикивать начнут. Он сверкнул глазами в сторону примипила. На языке так и вертелось едкое словечко, дескать, не его это дело вести когорты в бой, постарше званием есть, но смолчал, хотя от обиды едва не сводило скулы.

   Ветер разогнал дым и тучи и очистил воздух от запаха гари. Солнце давно перешагнуло полуденную отметку. Тени удлинились, а в глубине прозрачной небесной дали ненавязчиво мелькнула первая звёздочка. Острые солнечные лучи ударили наискосок в глаза бриттам и те невольно попятились. Три новых клина быстро взошли на перевал, врезались в строй и разрезали его на части. Подоспевший на помощь седьмой легион довершил разгром и погнал врага вниз. Бритты огрызались, выбрасывая на фланги конницу, но остановить или хотя бы задержать охваченных яростью легионеров уже не могли. Карниксы печально пропели отступление и увели тех, кто выжил, за холмы, в спасительную гущу лесов.

   Преследовать бриттов не стали. Галльская кавалерия ещё покружила по окрестным полям, добивая отставших, но, столкнувшись с непроницаемой стеной деревьев, поспешила вернуться к холму, где солдаты уже возводили лагерные укрепления.

   Цезарь сошёл на берег, когда солнце осторожно коснулось нижним краем изломанной линии скальных вершин и разукрасило серый камень багряными разводами. Весь путь от бухты до лагеря он прошёл пешком, хотя Оппий гнусил и требовал подать повозку. На глаза то и дело попадались похоронные команды, собиравшие по ущелью тела римских легионеров. Особенно много их было на перевале, где прокатился всепожирающий огненный поток. В воздухе, казалось, ещё витал одуряющий запах горелого мяса и крик - страшный, не человеческий. Скрюченные почерневшие пальцы скребли спёкшийся камень, оставляя на твёрдой поверхности глубокие борозды. Цезарь сощурился. Давно легионы не несли таких потерь, не получали таких тяжёлых ран.

   Перед лагерным частоколом в склоне холма уже вырыли просторную пещеру-яму, чтобы никому из погибших не было тесно, чтобы никто из них не обиделся на товарищей, пожалевших труда на братскую могилу. Рабы из обоза выкладывали пещеру травой и полевыми цветами, сплетённые в огромные пахнущие мёдом гирлянды. У входа поставили амфоры с маслом и вином. Здесь же под охраной седоусых ветеранов стояли пленные. Немного, несколько десятков, но и этих хватит, чтобы на утро почтить память погибших торжественными играми. Не было только плакальщиц и флейтистов.

   Удостоверившись, что похоронный обряд готовиться по всем правилам, Цезарь поднялся на холм и вошёл в лагерь. Землемеры заканчивали разметку улиц, слева и справа потянулись к сумеречному небу остроконечные крыши офицерских палаток. Возбуждённые, не остывшие ещё после боя легионеры весело приветствовали друг друга, перебрасывались грубыми шутками, словно не было совсем недавно ни крови, ни смерти, словно не они, а кто-то другой стоял против вражеского строя и заглядывал в жадные глаза Орка. Время грустить придёт завтра, на похоронах, отдавая дань павшим в битве, но не сейчас, не в миг победы и ликования.

   -- Марк, счастливчик, ты ли это?! Не верю глазам!.. Думал, ты уже в Галлии! Последний раз я видел твою широкую спину в ущелье, быстро удаляющуюся в сторону моря!

   -- Ничуть не сомневаюсь в этом, Нум, дружище. Было такое. Помню, ты как раз обгонял меня!

   -- Не порочь меня перед командирами, Марк! Я всегда в первых рядах!

   -- Ага, в первых рядах... С другой стороны!..

   Увидев Цезаря, легионеры сгрудились вокруг него.

   -- Вива! Вива, Цезарь!

   Цезарь улыбался, жал тянущиеся к нему руки, поздравлял солдат с победой. Израненные, уставшие, со следами запёкшийся крови на лицах и кольчугах солдаты восхваляли его и требовали триумфа. Сопровождаемый толпой, Цезарь прошёл к преторию и поднялся на трибунал. По углам площади вспыхнули костры, в руках появились факелы, разгоняя сгустившуюся темноту. Двое преторианцев опустили на землю дорожный сундучок и откинули крышку.

   Солдаты затаили дыхание. Восторженное ликование сменилось благоговейной тишиной. Пока свежа память, пока не смыты с тел следы ратных трудов, следует наградить отличившихся. Преторианцы подняли сундучок и осторожно поставили на трибунал.

   -- Публий Секстий Бакул! - полным именем назвал Цезарь примипила двенадцатого легиона. - Ты первый!

   Бакул подошёл ближе и опустился на колено.

   Несколько долгих мгновений Цезарь смотрел на склонившегося перед ним центуриона, словно впервые видел его. Вспомнился узкий клин в клубах чёрного дыма, упорно карабкающийся на перевал - без поддержки, без помощи, почти без надежды... Потом поднял руку, хотя над преторием и без того было тихо.