Солдаты Рима - [56]

   -- Бальвенций, твоя когорта - к дальним причалам! Луканий - ты следом! И быстрей! У ребят из седьмого уже кишки наизнанку вывернуло от морской болезни!

   Ответом послужил громкий хохот, ещё больше напугавший чаек.

   -- Тебе, Бакул, грузчиками в порту командовать. Они любят таких язвистых...

   Центурион обернулся на голос.

   -- Как знать, император, - сверкнул он зубами, - может, доведётся ещё. Годы-то берут своё.

   -- Ну-ну, не прибедняйся! Не так ты и стар!

   -- Стар-не стар, а в прошлый месяц пятьдесят стукнуло! Пора и на покой.

   -- Не отпущу! - Цезарь покачал головой. - Таким как ты замены нет, - и пришпорил коня.

   -- Было бы место, а уж замена всегда найдётся, - вздохнув, проговорил Бакул, и тут же закричал. - А ну, что рты раззявили?! Шевелись, шевелись! Во имя светлого лика Селены, взирающей с неба, я за вас ноги переставлять буду?!

   Цезарь проехал вдоль всей колонны и остановился у последнего причала. Томительное ожидание закончилось. Благословенные боги наконец-то сжалились над своими верными сынами и послали юго-западный ветер: на погибель врагу, на славу Рима! Легионеры споро поднимались по шатким мосткам, рассаживались на палубе, кто как мог, и пытались заснуть - дорога предстояла долгая. Холодные волны наперебой стучали в борта, раскалываясь на тысячи острых осколков, и если бы не кожаные накидки, выданные накануне, пришлось бы мокнуть весь путь до Британии.

   Грядущий поход вызывал некоторые опасения. Несколько дней назад вернулся отправленный на разведку Волусен Квадрат и сообщил, что бритты знают об экспедиции и собирают войска где-то в глубине острова, за Тамезой. Главный их вождь, Кассивеллаун, заключает союзы с дальними и ближними племенами и зовёт на подмогу бельгийских галлов. Кто-то всё-таки предупредил их. Но на побережье спокойно, никаких приготовлений к обороне он не заметил, и если бритты решаться дать бой, то где-нибудь внутри страны...

   На флагманской триреме дали сигнал трубой, посадка закончилась. Цезарь передал коня слуге, спрятавшемуся от брызг за огромный валун, и взошёл на корабль. Матросы засуетились, убирая мостки, хлопнул парус, и трирема плавно отошла от причала. Полнолицый диск луны медленно скрылся за бархатными разводами туч, и стало темно, как в преисподней. Только маячок на мысу продолжал подмигивать огненно-красным глазом, желая удачи.

   -- Ветер усиливается! - прокричал кормчий. - Как бы не надул чего!..

   -- Сглазишь! - грубо оборвал его Росций.

   Старый кормчий тряхнул головой, стряхивая воду с седых волос, и чуть довернул кормило, поворачивая трирему к узкому проходу между молом и мысом. Эх, молодёжь, ничего-то они, нынешние, не понимают! Прежде чем отправляться в путь, надо дать подношение Морю, хоть кусок ржавой селёдки, и Портуну, чтобы ждал и всегда держал ворота открытыми.

   -- Сглазишь, - тихо проворчал старик. - Поворочай весло с моё... А то сразу - сглазишь! - и осторожно, что б никто не заметил, бросил за борт круглый пшеничный хлебец.

   -- Прими, господин морей, не почти за обиду. И ты, прекрасная Винилия, да будет путь твой спокоен и гладок...

   Ветер крепчал. Двухфутовые волны, рождавшиеся по воле богов где-то в глубине моря, с тяжёлым придохом наваливались на корабли и грозили разметать флот по всему Проливу. Берег приближался медленно, не спеша, словно не желая встречаться с незваными гостями. С первыми проблесками дня показались изломанные вершины каменистых холмов, серые и голые в предрассветной мгле. Они надвигались замшелыми стенами старой неприступной крепости, выросшей вдруг посреди дороги, пока не зависли над головой высоким давящим сводом. И сразу стало неуютно и холодно.

   Чужое. Всё чужое. Белокрылые чайки кричали так же пронзительно, как и в Галлии, и только в этом было сходство. Сердце застучало сильно и часто и почему-то захотелось отдать приказ возвращаться. Цезарь прошёл на корму, придерживаясь за поручни, и встал рядом с кормчим. Крепкий старик с изъеденными солью и ветром руками уверенно вёл корабль к берегу.

   -- Что ты видишь сквозь парус, старик?

   Губы кормщика скривились.

   -- А мне не надо смотреть вперёд, император. Хватит неба и волн. А если что, так вперёдсмотрящий подскажет. Это вон тот, в бочке.

   Он кивком указал на мачту, где в большой плетёной корзине трясся матрос. Сталкиваясь с волной, трирема вздрагивала, задирая нос к верху, и, мгновенье спустя, падала вниз, как в бездонную пропасть. Вместе с ней вздрагивал и падал матрос.

   -- Отважный, должно быть, человек, раз не побоялся забраться туда! - уважительно сказал Цезарь.

   -- Молодой просто, - пожал плечами старик. - Вот и сидит, опыта набирается...

   Матрос держался за верхушку мачты, обхватив её обеими руками, и не отрывал взгляда от приближающейся полосы прибоя.

   -- В такой шторм только опыта и набираться. Постарше бы кого...

   -- Ну, разве это шторм! Так, непогодь... Погоди, она себя позже проявит.

   Трирема накренилась, переваливая через очередную волну.

   -- Кто проявит, старик? - крепче цепляясь за поручни, крикнул Цезарь.

   -- Обида богов. Всё припомнят: и что подношения хорошего не дали, и что ночью в путь пошли. Боги такого не любят. И не прощают!