Солдаты милосердия - [30]
Вечером следующего дня у хаты остановилась машина. Вошел солидный, преклонного возраста старшина и передал мне записку от Владимира-артиллериста. В ней он извинялся, что не смог прийти. И написал о том, что не успел сказать о самом главном.
— Часть перебросили неожиданно, — объяснил старшина. — Капитан убедительно просит вас приехать с этой машиной, договориться о том, чтобы оформить официальный перевод из госпиталя. Нам тоже нужны медработники. Скучать не придется.
— Что за глупости?! Никуда я не поеду.
— Он просил передать, чтобы вы не брали во внимание его личное отношение. Он просто не хочет оставлять вас в этой обстановке. Скоро начнутся бои, и неизвестно, чем все может окончиться. Капитан очень за вас беспокоится.
— Спасибо передайте ему за беспокойство. Сказала — не поеду. Как он мог подумать?!
С началом боев усилилась тревога. А по словам поступающих раненых, создавалась опасность окружения.
В один из вечеров майор Темкин вызвал дежурившего по части лейтенанта Дунаевского и предупредил:
— Лейтенант, обстановка очень серьезная. Будь внимательнее. Может случиться так, что в срочном порядке придется вывозить раненых.
Лейтенант с несколькими бойцами из команды выздоравливающих провели патрулирование по селу и вокруг него. Обстановка действительно казалась угрожающей. Да только как можно было определить серьезность положения? «Ну, идут поблизости бои, как бывало и не раз. Но надо надеяться на то, что враг сюда не пройдет. И зачем нагнетать тревогу?» — размышлял Дунаевский.
Вдруг все остановились: услышали грохот приближающихся танков, которые шли к селу. Ребята встревожились: не вражеские ли машины прорвались?
Притаились. Танк, идущий первым из шести, остановился на перекрестке дорог, в полукилометре от крайних хат. Загремел открывающийся люк. Замаячила голова танкиста. Послышался неясный разговор с сидящими на танке бойцами.
— Э-эй, есть тут кто-нибудь? — кричит танкист, спрыгнув на землю.
Услышав родную речь, Дунаевский приблизился.
— Мы есть.
Подошли и остальные бойцы.
— С кем разговариваете? — спрашивает человек, вынырнувший из люка второго танка.
— Да вот здесь люди, говорят — из госпиталя. Несут патрульную службу.
Подозрительно осмотрев группу бойцов с карабинами, одетых не по форме (из-под ворота шинелей выглядывали не гимнастерки, а нижнее госпитальное белье), второй водитель произнес:
— Откуда военный госпиталь? Здесь никаких госпиталей не должно быть — передовая рядом.
— Это действительно так, — подтверждают больные. — Мы из госпиталя вместе с лейтенантом.
— По карте показать можете — где находимся? — обращаются к Дунаевскому, подсвечивая фонариком.
— Вот наше село — Юзефовка.
Оказалось, что в этом направлении выходила из окружения большая группа солдат и офицеров противника. Не исключалась вероятность появления их в нашем районе. Танкистам была поставлена задача — перекрыть врагу выход из окружения…
С помощью бывалых солдат и мы превратились в знатоков, кто по артиллерийским залпам мог определить расстояние до передовой. Здесь орудия били, казалось, не далее как в пяти километрах, и такая обстановка оставалась неизменной в течение нескольких суток, а поэтому, получив приказ о свертывании госпиталя, мы удивились, Обычно с места снимались тогда, когда намного больше отставали от передовых частей. Не предполагали, что отходим назад, твердо убежденные в том, что идти должны только вперед.
Потеплело. По непролазной грязи кое-как тянут лошади повозки с ранеными. Из Юзефовки я их сопровождала до ближайшего ХППГ-5149, который находился в деревне Сестриновке.
Эта деревня располагалась в таком укромном месте, в низинке, между холмов и пригорков, что казалось, ничто не могло привлечь внимание вражеских летчиков. Но самолеты кружили и кружили над ней. Оставалось совсем немного пройти, уже спускались по косогору, когда появился самолет и пошел обстреливать вдоль обоза. Сразу же упали три лошади. Слышу, зовут на помощь вторично раненые. Растерянно смотрит на меня побледневший санитар. С безжизненно повисшей руки его частыми каплями стекает кровь. Рука оказалась перебитой в локте. Рана сильно кровоточила. Наложила жгут. Наскоро перевязав, усадила на подводу. Теперь скорей его надо доставить на операционный стол.
У остальных ранения были не такими опасными.
Потеснив людей, лежащих на телегах, мы с сопровождающим возчиком переложили раненых с тех повозок, где пострадали лошади, и поспешили покинуть место происшествия.
Сдав раненых, я уехала в Белиловку Житомирской области, куда переправлено имущество госпиталя. Некоторое время спустя, когда обстановка стала более спокойной и надежной, мы вновь вернулись в Юзефовку и заняли прежние места.
ПОЛЕВОЙ ПОДВИЖНОЙ И ЕГО ЛИЧНЫЙ СОСТАВ
С успешным продвижением наших войск и полевым госпиталям надо было следовать за передовыми частями. На развертывание госпиталя обычно отводилось от двух до четырех суток в тех случаях, когда шла подготовка к наступлению, пока подтягивались армейские подразделения на данный участок предстоящих боевых действий. Место дислокации определялось оперативным отделом армии и санитарным управлением. А госпитальным ответственным работникам оставалось лишь подобрать помещения.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».