Солдаты милосердия - [29]

…Двое суток проводить на дежурстве, на ногах, еще терпимо. А третьи-четвертые достаются тяжеловато. Боюсь присесть. Чуть замрешь на месте, как моментально отключаешься от всего и не помнишь потом, сколько времени находилась в таком состоянии.

По прибытии в Юзефовку старшина определил нас с Шурой на одну квартиру. С ней нам не так часто приходилось быть вместе. Она как хирургическая сестра на новое место часто уезжала на машине раньше, вместе с перевязочно-операционным блоком. Порой расставались надолго. Не виделись месяцами. Я не раз говорила ей в шутку о том, что плохой она шеф, если покидает меня на произвол судьбы, не выполняя просьбу мамы. Она же доказывала, что уже убедилась в моем самостоятельном существовании, что я больше не нуждаюсь в ее опекунстве.

Жили, что называется, вместе, а не виделись с того памятного путешествия по минному полю. Она где-то подремлет часа два и снова на сутки-двое в операционную. Да и я на квартире не частый гость. Вот очнулась сейчас и не помню, как и когда я сюда пришла. Лежу на высокой скрыне — огромном сундуке, в котором хранится почти все богатство хозяев. Посмотрела на окно — непроглядная ночь. А в хате еще темнее. Слышу разноголосое сопение спящих на полу людей. Это солдаты. Они с марша часто останавливаются на отдых. Новички. Пополнение фронтовикам. Может, последнюю ночь спят спокойно.

Что такое? Все больше удивляюсь, пытаюсь вспомнить, как оказалась на квартире.

Услышала шепот Шуры. Она сидела на стуле около меня и с кем-то переговаривалась. Хотела ее что-то спросить, но она остановила: «Тихо!»

Утром с любопытством осмотрела хату и сидящего на стуле незнакомого капитана.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Нормально! — ответила, еще больше удивляясь такому вопросу.

Солдат в хате не было. Уже ушли. Хозяйка хлопотала у печки, подкладывая в огонь солому, что-то варила. Да, это не оговорка. На Украине из-за недостатка дров печи топили торфом, соломой, которую надо подкладывать не отходя. Так греют воду, варят обеды, пекут хлеб.

Присутствие постороннего человека меня начинало раздражать, и я спросила:

— Вы тоже на квартире у нашей хозяйки?

— Нет, — ответил он, улыбнувшись. И, взяв из кармана шинели папиросы и спички, вышел из хаты.

Где-то я его видела. Знакома улыбка. Наверное, был ранен и лежал у нас.

— Нет, — повторил он, когда вернулся, — я не живу у вашей хозяйки. Проходили мы вчера с товарищем мимо школы, где вы работали. Видим, на полу, в коридоре, лежит девушка в белом халате. Так жаль нам стало эту сестричку. Поинтересовались: что случилось? «На ходу уснула — четверо суток без смены работала», — ответили нам. Мы предложили свою помощь. Взялись с капитаном за носилки, а подруга привела нас сюда. Вот и все.

— Вы всю ночь сидели здесь?

— Да. Товарищ ушел, а я остался. Могла еще какая-нибудь помощь понадобиться.

— Ну что же, товарищ капитан, спасибо за спасение уставшей души. Сердечную благодарность передайте товарищу.

— Вы меня прогоняете? Мы с вами второй раз встречаемся и все незнакомы. Называйте меня Владимиром.

— А я вас, кажется, не знаю.

— Вспомните штабной вагон. Вы с девчатами возвращались из Тамбова под Киев. А я вас хорошо запомнил. И, как видите, даже маршрут сохранился в памяти.

«А-а, это тот капитан-артиллерист, что хозяйничал у печки, разогревал ужин».

— Значит, еще и еще раз спасибо, товарищ Владимир, и за прошлое. У вас отпуск или в части делать нечего? Если так, то приходите к нам на помощь.

— Действительно, вы очень нуждаетесь в помощи. Если бы не увидел своими глазами, как вам достается, не поверил бы чьим-то рассказам.

— Всякое бывает.

— Всякое может быть на передовой. Но чтобы такое в госпитале. Так же нельзя!

— Не решим мы с вами этот вопрос, товарищ капитан. Медработников лишних нет, а потому перегрузка на каждого будет до тех пор, пока идет война.

Капитан рассказал о боях на этом участке. Оказывается, здорово поработали здесь артиллеристы. Сейчас они находятся за селом, в обороне.

— Всем частям было известно, что здесь задержалось много раненых в госпиталях и медсанбатах, — продолжал он. — Гитлеровцы пытались вернуть железную дорогу, а наши, естественно, прилагали усилия, чтобы оттеснить врага.

— Да, эта дорога выручила нас здорово! Всех подготовленных к эвакуации раненых смогли переправить в тыл.

— Ну что мы все о делах. Товарищ Любаша, сегодня наши культработники обещали организовать танцы. Решили повеселиться, пока позволяет обстановка. Признаться, мы затем и шли вчера в село, чтобы пригласить ваших девчат на вечер. Но узнали, что вам не до танцев. Значит, отказываемся и мы от этого удовольствия и просим разрешения вернуться к вечеру сюда, чтобы побыть с вами вместе. Можно?

— Можно, можно, — с радостью отозвалась хозяйка.

Но капитаны не пришли. Хозяюшка наша забеспокоилась.

— Ой, таки гарны хлопцы! Если б смогли, пришли бы обязательно. Значит, опять готовятся к бою. Ой, скоро ли перебьют этих проклятущих фашистов. Так страшно, когда стреляют! Все ждешь, что вот теперь-то тебе конец пришел. А жить еще хочется.

— Ничего, тетя, еще поживем. А за ребят не беспокойтесь. Все равно расставаться с ними придется.