Солдаты без оружия - [48]

Все замолчали. За окном по-прежнему свистел ветер, завывал буран, здесь же, в бараке, было тепло, в печке гудел огонь. Кто-то пил чай за общим столом, кто-то, уютно прикорнув на нарах, крепко спал, слышно было лишь тихое посапывание.

— Ну и беззаботный человек! — заметил тот же брюзга густобородый, натянувший на себя одеяло. — Еще не ночь, а он так храпит!

— Да как вы смеете так его называть? — возмутился Ака Навруз. — Это солдат революции, воин Михаила Фрунзе, а его имя — Хакимча! Было время, когда он в такие же вот точно бураны и морозы сутками не вылезал из седла, когда того требовало дело!.. А вы!.. Зарубите это себе на носу, земляк, и не бросайте слов на ветер!

Ака Навруз, давая отповедь наглецу, вспоминал и свои молодые годы, когда он вместе с усто Баротом в шестнадцатом году по приказу царя Николая вместе с другими инородцами был принудительно сослан на работы в Сибирь.

Мысли Ака Навруза будто передались Барот-амаку, он почувствовал настроение друга, посмотрел на него поверх очков в белой металлической оправе. Взгляды их встретились, и они понимающе, благодарно улыбнулись друг другу.

В прихожей барака стукнула дверь, было слышно, как кто-то отряхивался, сбивал с ног веником снег. Вошли Сорокин, Олимов и Куликов, добравшиеся наконец на своей «эмке» до общежития. Поздоровались со всеми за руку и пошли прямо к печке греться.

— Жарко у вас тут натоплено, можно и пальто снять! — Олимов вытянул руки над печкой.

Гости разделись, повесили пальто на вешалку у самого входа. Усто Барот, кончив писать, собрал свои бумаги и пригласил гостей присаживаться к столу. Ака Навруз поставил на печку большой жестяной чайник: их здесь ждали, знали, что приедут, поэтому даже те, кто лежал или спал, повставали, уселись на краю своих нар. Олимов и его спутники расспрашивали, внимательно слушали, интересовались, не холодно ли спать, как одеты, как обстоят дела с кормежкой рабочих трудовой армии.

— В бараке достаточно тепло, вот только ваша обувь, товарищи, не годится для уральского климата! — заключил инженер Куликов, подсаживаясь к столу.

— Тепло потому, что печка топится постоянно, — заметил Олимов. — Стоит погаснуть огню — и тут становится как в холодильнике: что на улице, что в бараке — разницы никакой!..

— Войдите, пожалуйста, и в наше положение, товарищи, — сказал, обращаясь ко всем, Сорокин. — Поймите, это жилье временное, мы уже начали строить трех- и четырехэтажные общежития. Беспокоимся мы и о теплой одежде. Не только вы, таджикские товарищи, а все, кто приехал и приезжает из Средней Азии, на первых порах встречаются с трудностями. Ваши соседи, трудармейцы из Узбекистана, прибывшие чуть раньше вас двумя эшелонами, живут точно в таких же бараках.

— А где же это? — поинтересовался усто Барот.

— От вас километрах в двух, не более, — уточнил Куликов.

— Неплохо было бы хоть на минутку заглянуть к нашим братьям!.. — Усто Барот посмотрел на Олимова.

— Вчера в обкоме партии я познакомился с политруком Ульмасовым, представителем ЦК Компартии Узбекистана. Их товарищи жалуются на то же, что и мы! — Олимов подвинулся к печке.

Ака Навруз насыпал в старенький пузатый чайник, расписанный яркими цветами и от носика до ручки прихваченный металлическими скобками, пригоршню чая из полосатого шелкового мешочка и подошел к печке, чтобы заварить чай.

— Дорогой друг усто Барот, я думаю, это надо обязательно сделать. Пусть только наладится погода и стихия утихомирится, — мы пойдем к ним сами, для начала человека три, четыре, побеседуем, пригласим к себе в гости. Вот такова мелодия этого дела… — Ака Навруз поставил чайник на стол. — Как в той пословице: «Долг платежом красен», и все пойдет своим чередом!

Олимов перевел на русский слова Ака Навруза, Сорокин и Куликов удовлетворенно рассмеялись.

— Совсем недавно, когда ездили по республикам Средней Азии, мы убедились в том, — сказал Сорокин, — что таджики и узбеки дружные, близкие друг другу нации, хотя и относятся к разным языковым группам. Узнали мы также, что таджики — один из самых древних народов Средней Азии, что они имеют богатую историю.

Ориф согласно кивнул, с достоинством произнес:

— Верно, наша история, как, впрочем, история любого другого народа, удивительна, интересна и богата! Однако нынче гордиться только прошлым — этого мало, товарищ Сорокин, так я считаю… Надо думать и о будущем… Надо, чтобы история, которую мы творим сегодня, сейчас, была бы интересна и для наших потомков. Вписать в историю своего родного народа интересные, яркие страницы, чтобы ею могли гордиться будущие поколения, — вот в чем задача…

Ака Навруз принес чай: в жестяном — черный, а в скрепленном скобками — зеленый. Кроме чая, по сложившемуся обычаю, каждый положил на стол то, что у него было: кто кишмиш и орехи, кто сушеный урюк и миндаль, а кто черствые лепешки, еще домашней выпечки.

— Ну-ка, товарищи, присаживайтесь все! — пригласил усто Барот, ополаскивая кипятком пиалушки, стаканы и кружки для чаепития. — Как говорится — чем богаты, тем и рады!

Усто Барот так сердечно приглашал отведать зеленого чая, что гости не смогли отказаться. Сорокину и Куликову особенно понравились сушеный урюк и кишмиш, перемешанный с орехами, которые они запивали зеленым чаем.