Солдаты без оружия - [140]

Оказывается, эшелон, в котором ехала семья Симакова, разбомбили. Пришлось вернуться в Оршу. А потом его жену и детей, так же как и многих других, угнали в Германию. И уже там, в Германии, кто-то донес, что муж Валентины Симаковой — политработник. В тот же день ее и детей отправили в концентрационный лагерь. Однажды в лагерь прибыл важный чин из гестапо. А через несколько часов после его приезда из бараков вывели группу военнопленных, с ними были жена Симакова, дочь и сын. По приказу гестаповцев солдаты начали отгонять детей от матери. Ребятишки плакали, не хотели уходить. Тогда один из солдат прикладом ударил мальчика по голове.

— А потом, — закончил Симаков, — всех расстреляли.

Андрей замолчал. Спичка, которую он все время держал в руке, сломалась.

Я тоже молчал. Что я мог сказать ему? Я думал о том, сколько безысходного горя принесла людям война и что это горе еще не забылось да и не забудется никогда.

Я глядел на Симакова, спокойного, строгого. Он доламывал свою спичку. Что я мог сказать ему? Чем утешить?

— Ты уж извини меня, — наконец произнес Андрей. — Так получилось. Встретил тебя, отвел душу. Немного легче стало. — Он вдруг улыбнулся: — Знаешь, некоторые советовали пить. Не пробовал, да и не хочу!

— А у меня бутылка вина, — вспомнил я. — Как же теперь быть? — Мне хотелось отвлечь Андрея.

— Нет, не буду, — замахал он на меня руками. — Для меня нет ничего лучше зеленого чаю. Помнишь, как поется в вашем фильме «Я встретил девушку»:

Если с утра чаю попьешь,

Радостен день, труд хорош.

Даже болезни, грусть и печаль

Вылечит сразу зеленый чай.

Вот видишь, все помню.

Я заварил чай, придвинул к Андрею вазу с фруктами и сластями, которые привез с собой из Душанбе, и завязалась беседа «под зеленый чай».

Вначале вспомнили фронтовых друзей, потом стали рассказывать о себе.

Оказалось, что Андрей пять лет назад вышел в отставку.

— Да только тихая жизнь в городе, видно, не для меня, — посмеиваясь, сказал он. — Год высидел дома, а потом не выдержал, подался на Алтай. Теперь я в целинном совхозе, парторг там.

Он говорил, что работу свою любит, что чувствует себя неплохо, особенно сейчас. Был на курорте и теперь возвращается к себе, на Алтай. Андрей похвалил меня за то, что я не забываю войну и написал роман о войне. Я подарил ему эту книгу, которой он, правда, еще не читал.

Несколько дней спустя мы снова сидели у меня в номере. Я волновался, ждал, что он скажет о романе, и даже заранее пытался оправдаться.

— Знаешь, большинство моих записей сгорело. Мы тогда попали под бомбежку. — Андрей смотрел на меня со своей хитроватой улыбкой, а я продолжал: — В книгу вошла лишь незначительная часть моих воспоминаний. Дело в том…

— Я знаю, — прервал меня Андрей. — В книгу трудно вместить всю жизнь.

Он сказал, что читать мой роман было интересно. И стал вспоминать:

— А помнишь нашего знаменитого разведчика Шарафа? Замечательный был парень! А историю с книгой… Неужели не помнишь? Ну, как ее в роте дописывали… А капитана-археолога не помнишь?.. И таджикский концерт прямо в окопах? Да, а не знаешь ли ты, как живут эти… Ну, эти… как их… Такой черноглазый парень, который женился на санитарке Лиле.

Андрей говорил, а перед глазами вставали картины нашей фронтовой жизни. Словно кто-то перелистывал страницы моих военных дневников.

— Знаешь, Андрей, — признался я, — меня не оставляют мысли о войне. Я всегда мечтал написать о ней. И не только о том, что тогда происходило, а о том, как мы сейчас думаем о войне и мире, о наших людях, о той огромной силе, которую они представляют. Смотри, сколько лет прошло, многое забылось — имена, названия сел, а сама война помнится. Встретятся два друга, вот как мы с тобой, и начнут вспоминать, не остановишь.

— Да, да, — подхватил Андрей. — Надо. Очень надо писать о войне, она коснулась каждого. Весь народ поднялся на врага, подумай, весь народ!

И я вдруг увидел, как этот уже постаревший, усталый человек преобразился. Рядом со мной в номере гостиницы сидел прежний капитан Симаков, наш боевой политработник, который всегда умел зажечь людей, увлечь их за собой, человек решительный, сильный.

Он говорил, что надо писать о войне, писать, не откладывая. Это нужно и нам самим, и нашей молодежи, и нашим врагам, чтобы неповадно было!..

— Ты прав, Андрей. Это очень нужно.

И вот я снова встречаюсь со своими фронтовыми друзьями. И снова, как тогда, рядом со мной Андрей Симаков, капитан Симаков, мой верный, незаменимый товарищ…

Перевод М. Явич.

ЗЕНИТЧИЦА ТАСЯ

Конец июля 1942 года. Наш военный эшелон из четырехосных товарных вагонов направляется к волжскому плацдарму. Непрерывная тряска и оглушительный грохот так утомили нас за несколько дней пути от столицы Таджикистана, что мы чувствовали себя совершенно разбитыми.

Да и все, что мы видели в открытые двери вагона — проносившиеся мимо темные вокзалы, опустевшие поселки, заколоченные дома, — настраивало на грустный лад.

На исходе четвертого дня, когда солнце уже клонилось в западу, наш эшелон подошел к Куйбышеву. Смеркалось, а на вокзале и на путях — ни одного фонаря. Только изредка кое-где вспыхивали ручные фонарики, похожие в темноте на кошачьи глаза.