Солдаты без оружия - [115]

— Доктор… я чувствую… у меня справа… пустота? — жадно устремив взгляд на Гулсуман и надеясь еще на ее отрицательный ответ, спросил Рустамбек.

Девушка попыталась уйти от прямого ответа, хотя понимала, что рано или поздно ему и так все станет ясно.

— Не расстраивайтесь, молодой человек, я понимаю, конечно, тяжело, и все же… встанете на ноги, поправитесь, от девушек отбоя не будет, уверяю вас!..

Рустамбек с трудом улыбнулся, а Гулсуман ушла из палаты с ощущением того, что ее больной начал выздоравливать.

Так они встретились впервые.

Еще целый месяц лечила Гулсуман Рустамбека, и в тот день, когда его выписали, ее, к великому его огорчению, в госпитале не оказалось: поехала за медикаментами в соседний город, так сказал врач, пришедший на утренний обход.

Накануне вечером, еще не зная, что его завтра выпишут, посадят в санитарный автобус и повезут на долечивание в госпиталь города Куйбышева, Гулсуман пришла, как всегда, справиться о его самочувствии и увидела, что Рустамбек… рисует левой рукой! Заглянув через его плечо, она увидела свой портрет.

— Никак вы захотели меня увековечить, дорогой Рустамбек?!

— Именно, милый мой доктор! — радостно подтвердил Рустамбек, смутившись вдруг. — Все, что в сердце моем, на всю жизнь со мной и останется, дорогой доктор!..

Девушка внезапно покраснела, не зная, что и ответить на это пылкое неожиданное признание. Как ни старалась она увести разговор в сторону, ничего не получалось, и она только ждала, чтобы кто-то ее позвал, окликнул, чтобы прервать это неловкое объяснение.

— Сердитесь на меня? — исподлобья взглянул Рустамбек.

— Нет, почему я должна на вас сердиться? — потупила взгляд Гулсуман. — Просто… я считаю… не время теперь… об этом. И давайте забудем все, что вы говорили… Хорошо?

— Нет, дорогая Гуля, я не смогу ничего забыть! Прошу и вас в знак того, что вы хорошо относитесь ко мне… возьмите эти рисунки! На память. Сердце меня не обманывает. Скажите…

— Что я могу теперь сказать вам, Рустамбек? — перебила его Гулсуман, нежно положив свою руку на его плечо. — Что я могу?.. Спасибо за рисунки, я сохраню их. А теперь до свидания, Рустамбек, будьте здоровы и счастливы, я хочу пожелать вам это, а меня ждут раненые…

Потом были его письма, много писем, в адрес того тихвинского полевого госпиталя, где он лежал, где его лечила Гуля. Он писал туда из Куйбышева, а позже из Белогорска. И наконец пришло это письмо с извещением, что тихвинский полевой госпиталь передислоцирован в город Саратов. Рустамбек стал писать в Саратов, но ответа от Гули почему-то так и не получил. Решил ехать сам!..

Случайно ли это произошло или то было просто стечение обстоятельств, но первым человеком, которого Рустамбек встретил в саратовском госпитале, была та самая пожилая медсестра, которая всегда дежурила с Гулей. Она расплакалась, увидев молодого человека, сразу узнала его.

— Знаешь, сынок, чего мы только не пережили тогда! Проклятые фашисты бомбили нас днем с бреющего полета, хотя видели, что это госпиталь, красные кресты повсюду… В этой бомбежке, почитай, половина нашего персонала и бойцов погибла. А нашу добрую Гулю сразу!.. Спасала она раненых, успела нескольких человек до деревьев дотащить, чтобы укрыть их от огня. А сама… Осколком в спину. Всех мы похоронили там же, в лесу под Тихвином. На одной доске написали все имена, поставили на могиле… Вот теперь мы здесь. Пополнять будут госпиталь, врачей не хватает. Должна тебе сказать, солдат, часто тебя Гуля вспоминала, все жалела, что не увиделись в последний день. Хотела сказать что-то важное, говорила мне, да вот, видишь, значит, не суждено было. И все война эта проклятущая! Сколько жизней унесла, скольких людей разлучила!.. А уж врачом-то каким она была, наша Гуля! Поистине исцелительница!.. И жить бы ей да жить, пусть уж меня лучше, одинокая я совсем, мои-то все в первые месяцы войны остались под немцами, из-под Харькова я… Наверное, тоже никого нет в живых, такая бойня. Проклятые фашисты…

Рустамбек молча кулаком тер глаза и курил одну папиросу за другой. Ему казалось, что неожиданно свалившаяся на него беда согнула его, придавила к земле и уже не даст больше распрямиться. Он подошел к медсестре, чтобы попрощаться, и она, вдруг что-то вспомнив, опустила руку в карман белого халата.

— Вот, возьми, солдат! — и протянула ему конверт.

Не дыша, Рустамбек вынул из него фотографию. С нее смотрело лицо его Гули, она была в военной форме, улыбалась, как тогда, в последнюю их встречу. На обороте прочел:

«Дорогому и любимому брату Орифджану Олимову на память от военврача Гулсуман Олимовой. Апрель 1942, город Тихвин».

— Вот, не успела отправить, адреса Гуля не написала, а то бы я отослала… — горевала женщина. — Видишь, брат не получил, чего уж теперь… Пусть у тебя останется, сынок. На память…

Рустамбек снова ощутил в горле комок и не в состоянии был ни вздохнуть, ни поблагодарить старую женщину. Она проводила его до двери, и, оглянувшись, с трудом произнося слова, он пообещал:

— Не беспокойтесь, я передам снимок ее брату!

Май сорок второго года выдался тяжелым. Немецко-фашистское командование ставило главной задачей разгром советских войск и окончание войны. Верховное Главнокомандование намечало на этот период в целом оборонительные действия, но, рассчитывая на открытие союзниками второго фронта в Европе, запланировало и ряд наступательных операций, в том числе на харьковском и крымском направлениях. Исход этих кампаний был неудачен, советские войска оставили Керчь, Севастополь, Харьков. Под ударами превосходящих сил противника был оставлен и правый берег Дона, тем самым создавалась угроза прорыва врага к Волге и на Кавказ, к основным источникам нефти и зерна на юге.