Солдаты без оружия - [106]

— Что, брат Ориф, понравилось? — с удовольствием спросил Ульмасов, испытывая гордость за племянника.

Удивленный этим сходством, Олимов не спускал с портрета глаз. Да, это и впрямь была его сестричка, только он помнил ее совсем юной, здесь же Рустамбек рисовал женщину постарше… Нет, не может быть такого сходства, успокоил себя Ориф и все же, волнуясь, спросил:

— Скажите мне, кто эта женщина?

— Хирург госпиталя, где лечился Рустамбек, — пояснил Ульмасов, — она оперировала его, потом два месяца выхаживала, давала свою кровь для переливания… Он ведь был в очень тяжелом состоянии, когда поступил в этот госпиталь.

Ориф изумился после этих слов еще более: и сестра его хирург и тоже в госпитале… Он лишь невнятно пробормотал:

— Похоже, она из восточных женщин?..

Рустамбек взял рисунок из рук Орифа, поставил перед собой, придерживая рукой.

— Да, по ее словам, она откуда-то из Ферганской долины: не знаю, из какого только города, но она говорила, что из города… это точно.

— А вы не скажете, как ее зовут? — вопрошающе посмотрел на Рустамбека Ориф.

— Гуля, фамилии, к сожалению, не знаю… Но ее все называли просто Гулей… Так случилось, что, когда меня переводили в другой госпиталь, она по поручению главврача уехала в командировку за медикаментами. Я не успел с ней даже попрощаться, все случилось так неожиданно…

— А когда же вы нарисовали портрет? Еще там, в госпитале? — немного успокоившись, спросил Ориф.

— Нет, что вы, там я ни рукой, ни ногой не в состоянии был двинуть… Это я потом, когда уже сюда, на Урал, приехал. По памяти! — довольно рассмеялся Рустамбек.

Позже, когда они возвращались домой, Урмонбек рассказал Орифу то, что знал. Племянник его привязался к этой девушке всей душой. И не только потому, что она спасла ему жизнь. Нет, он горячо полюбил ее за добрый нрав, за ум и чуткость. Он пишет письма в госпиталь знакомым врачам и медсестрам, тем, кто еще остался долечиваться там, в Тихвине, надеется, что ему ответят. Во всяком случае, он с нетерпением ждет.

— Пусть сбудутся его надежды! — заключил Ульмасов. — Ведь ему уже двадцать пять, плохо без семьи-то.

— Хороший парень ваш племянник, — похвалил Ориф, зная, что эту похвалу Ульмасову приятно услышать. — Не беспокойтесь, дорогой друг, такие, как ваш Рустамбек, не останутся холостыми. Не та, так другая найдется и полюбит…

— Да нет, брат Орифджан, тут дело серьезное. И она, эта самая Гуля, вроде полюбила его, — негромко произнес Ульмасов.

— Ну, в таком случае совет им да любовь! — задумчиво пожелал Ориф. — Лишь бы отыскалась! — добавил он после недолгого молчания, думая о чем-то своем, вспоминая рисунок на стене в комнате Рустамбека и время от времени мысленно удивляясь: неужели бывает в жизни такое сходство? Неужели так похожи врач-хирург, выходившая Рустамбека, и его родная сестра Гулсуман?..

5

Наконец наступил долгожданный день пуска завода. Обширная площадь перед зданием главного корпуса была заполнена народом. И если бы нужно было продемонстрировать интернациональное братство народов Советской страны, свидетельством этого братства послужила бы эта площадь в небольшом, до недавнего времени малоизвестном уральском поселке Каменке.

Кого тут только не было — и украинцы, и белорусы, и узбеки, и таджики, и туркмены, и представители Прибалтийских республик, и русские… Насколько было возможно, люди постарались одеться празднично, но более всего о празднике свидетельствовала, конечно, не одежда, а лица собравшихся: они светились радостными улыбками, гордостью, причастностью к тому большому и важному государственному делу, участниками которого они все в тот день являлись.

Площадь алела праздничными плакатами и знаменами. У входа в главный корпус, на длинной трибуне, обтянутой красным кумачом, стояли люди. Их было много, очень много, видел Ориф. Знакомых и малознакомых. И незнакомых вовсе. Но своих он узнавал сразу.

Вот ленинградец, кузнец Кировского завода Гаврилов. Рядом с ним мехрабадский мастер, усто Барот Сахибов. На нем халат из зеленого бекасаба, подпоясанный шелковым платком, чустская тюбетейка. Оба о чем-то оживленно беседуют с высоким мужчиной в шапке-ушанке, говорят, гостем из Москвы…

Митинг открывается. После официальных приветствий слово берут рабочие. Заметно волнуется Гаврилов, которому только что дали слово.

— Мы с моим другом по работе, усто Баротом Сахибовым, одногодки. Вот смотрю я сегодня на этого стойкого человека, моего единомышленника, и ясно представляю себе, кто и что такое советский человек. Поэтому, дорогие товарищи, мне хочется сегодня сказать одно: в нашей стране миллионы таких, как мы с усто Баротом, — миллионы готовых ради нашего светлого завтра на все, на любые лишения. С такими людьми нас не победить ни одному, даже самому сильному врагу!

Усто Барот выступал сразу после Гаврилова.

— Основа нашего могущества, дорогие друзья, нашей силы в том, что мы, рабочие, не пожалеем ничего, чтобы отстоять завоевания революции, нашу свободу и нашу честь. Мы не для того томились в тюрьмах, голодали, холодали, чтобы подчиниться теперь фашистскому захватчику. Не бывать этому никогда! Мыслью о победе живет сегодня весь советский народ. В трудную годину встретились мы здесь с вами, друзья мои, рабочие разных национальностей, — встретились, чтобы своим трудом помочь общему делу разгрома врага. И вот наша с вами работа на глазах у всех: наш завод, который с сегодняшнего дня выдает свою продукцию фронту! Я призываю вас, мои дорогие, отдавать свои силы, умение и дальше, чтобы оружие, сделанное вашими руками здесь, на Урале, достигло своей цели и поражало бы врага в самое сердце, где бы он ни был!..