Солдаты афганской войны - [118]

Но вот после очередной получки Свистунов решил свои честно заработанные чеки не пропить, как это у него случалось обычно, не промотать за карточным столом, что тоже было бы не удивительно, а купить добрую, полезную вещь. Многие офицеры к этому времени имели собственные импортные магнитофоны, и Свистунов, чтобы не отставать и быть на уровне, взял, да сходил в город и купил там в духане переносной японский магнитофон с отстёгивающимися колонками. Но поскольку не сильно разбирался в звуковоспроизводящей технике, он выбрал далеко не лучший экземпляр: невзрачный на вид и никудышного качества — магнитофон сильно шумел и плохо выдавал частоты. Вне всякого сомнения он был изготовлен в подпольной мастерской где-нибудь в Гонконге, а не в Японии, как наивно полагал Свистунов. Тем не менее благодаря тому благородному порыву старшего лейтенанта все мы часто наслаждались прослушиванием музыки в караулке, когда его назначали начальником караула.

Однако несмотря на все заложенные конструктивные недостатки, кому-то этот магнитофон показался нужней, и его нагло спёрли прямо из офицерской комнаты.

В конце дня, когда стало ясно, что никто случайно магнитофон не брал, нас построил ротный. Он не стал нас стыдить, не стал взывать к совести, поскольку это было глупо и абсолютно бесполезно — такое могли учудить разве начиная с майора и выше — те, кто напрочь забыл о своей службе в качестве командиров рот и взводов.

— Сегодня из офицерской комнаты исчез магнитофон. Итак, меня не интересует кто взял и как взял. Но магнитофон надо вернуть обратно. Я жду до утра. Поставьте его туда, откуда взяли или оставьте в любом другом видном месте. Если завтра магнитофон не объявится — пеняйте на себя — я найду воров, но тогда уже будет поздно — им придётся дополнительно служить в дисбате.

— Э-э! Чёрта два найдёшь! — тут же отметил я про себя. — Раз на месте с поличным никого не схватили — ищи теперь, да свищи!

— Не думайте только, что это просто так сойдёт с рук! Я знаю, кто тут замешан! — Хижняк, как гипнотизёр медленно вёл взгляд вдоль строя, выразительно задерживая его на лицах тех солдат, в порядочности которых он не совсем был уверен. Говорил он твёрдым уверенным голосом, что безусловно воздействовало на их нервы.

— Я знаю, что у них сейчас от страха стынет кровь в жилах и мурашки бегают по спине! Но я этим ворюгам даю последний шанс! Последний раз предупреждаю — верните по-хорошему! Тогда ничего не будет. А если по- плохому — то даю вам слово — выведу всех на чистую воду и тогда встреча с мамочкой и бл..ми у них задержится года на два.

Прошло несколько дней, а магнитофон, как я и предвидел, так и не нашёлся. Зато совершенно неожиданно для меня, когда я стоял в карауле на башне, ко мне подошёл прилично подвыпивший Свистунов и начал вполне серьёзно уговаривать меня вернуть ему его вещь. Наверное кто-то подшутил над ним и дал смеха ради столь нелепую наводку. Не менее часа он мытарил мне душу, вначале просто жалуясь на свою судьбу, а после уверяя, что точно знает, что магнитофон у меня. Я оправдываясь — поначалу в шутку, а потом уже и всерьёз — никак не мог его в этом переубедить. В конце концов даже зло взяло:

— Да кто такое сказал? Магнитофон я не брал и ничего о нём не знаю! Давайте разберёмся! Давайте всё на чистоту — кто сказал, что я вор? Кто?

Однако пьяному вообще трудно что-то доказать, все мои аргументы проходили мимо его ушей. Под конец разговора, убедившись, что я сам не сознаюсь, он пригрозил:

— Ладно! Чёрт с тобой! Но окажется, что спёр ты — хуже будет, — и ушёл.

Прошло ещё несколько дней. История с магнитофоном уже стала забываться, как ко мне подошёл Ефремов и спросил:

— Слышал новость насчёт магнитофона?

— Нет, не слышал.

— Как? Все знают, а ты ещё нет?

— Вообще впервые слышу — а разве он не ушёл с концами?

— Уже нашли. А знаешь кто его взял? — казалось бы без всякого умыслу поинтересовался Ефремов. Но я сразу почувствовал, что вопрос этот не случайный — это проверка. Здесь — в армии — особая ответственность за свои слова. Жёсткий быт определяет жестокие нравы. И чтобы по глупости не попасть впросак, каждый раз, перед тем как что-то сказать, надо подумать о последствиях. Нечаянно оброненное слово может потом дорого стоить. Даже сам Еремеев в своё время из-за неосторожного высказывания получил по сусалу. Меня так и подмывало ответить:

— Вот и отлично, что нашли! Надеюсь, этим дуракам зададут так. что другим потом неповадно будет! — но это мне только хотелось сказать. Вслух я произнёс совсем другое. Сделав удивлённое, не допускающее двойного толкования лицо, я с некоторым раздражением ответил:

— А откуда мне знать? Не знаю ничего. А кто?

— Да нашли и всё, — пробурчал Ефремов. — Значит, серьёзно, ничего не знаешь?

— Говорю же, впервые слышу.

И Ефремов весь в задумчивости ушёл. Видимо деды искали стукача и послали Ефремова ко мне, поскольку мы были в нормальных отношениях. Никто не осуждал и не винил воров, наоборот, если что стащили у офицеров — это считалось доблестью и заслугой. А кто их застучал — тот предал товарищей и заслуживает презрения. И если бы его рассекретили, то ему было бы несдобровать.