Солдатская верность - [28]

Шрифт
Интервал

Через несколько минут все собрались на пригорке. Переправились туда на лодке и мы с командиром батальона. Кое-кто разулся и отжимал портянки. Другие просто поднимали ноги, чтобы вылилась вода из сапог: зачем переобуваться, ведь скоро снова в воду. Сначала все это делалось молча, а потом рослый боец Григорий Барабанов спросил у Литвинова:

— Серега, чего это ты сплоховал?

— Понимаешь, автомат соскользнул со спины и болтался между рук, — торопливо стал объяснять все еще бледный, с виноватой улыбкой на лице Литвинов. — Бьет по рукам, не дает грести. Ну, я и растерялся…

— Ничего, в другой раз не растеряется, — похлопал Сергея по спине уже немолодой, рассудительный солдат Лихов. — Давайте, ребята, поговорим о деле. Плохо получается у нас с переправой — шуму много. Да кое-кто и выдохся, пока до берега добрался.

— Что же делать? Потренируемся — и дело пойдет.

— Оно конечно. Но можно кое-что и сделать. Как вы смотрите на то, чтобы перетянуть через узкое место озера веревку и закрепить на обоих берегах.

— А ведь верно, братва. Дядя Костя дело говорит, — поддержал предложение Лихова рядовой Нестеров. — Перебирай руками по веревке — никакого тебе шуму, никакой усталости. И каждый будет гарантирован от пускания пузырей…

Прислушиваясь к солдатскому разговору, я посоветовал комбату послать ординарца за веревкой и, не откладывая, попробовать переправляться, как предлагает Лихов.

Когда принесли веревку, надо было решить, кому первому переплыть и закрепить конец веревки на противоположном берегу. Сделать это вызвался отличный пловец Григорий Барабанов.

Началась тренировка. Все шло хорошо. Как мы с комбатом ни прислушивались, ни всплесков воды, ни других звуков, которые выдали бы разведчиков, не услышали. Но так было, пока бойцы находились в воде. Зато когда они выходили на берег, слышалось чавканье воды в сапогах, что не может не насторожить противника в ночное время. Попробовали не выходить, а выползать на берег: почти никакого шума. Но стоило бойцам подняться на ноги и пойти, как в сапогах снова захлюпало. И тут на помощь снова пришла солдатская смекалка. Один из бойцов подошел к комбату и сказал:

— Товарищ старший лейтенант, если бы у нас были тапочки…

— Дельная мысль. Хвалю за смекалку. Но с этим делом придется обратиться за помощью к командиру полка.

— Хорошо. Завтра у вас будут тапочки, — пообещал я. — За ночь наши сапожники смастерят их из старых плащ-палаток.

После нескольких дней напряженных занятий отделение было готово к выходу в разведку. Командир батальона дает последние напутствия смельчакам. Вид у них несколько необычный: гимнастерки заправлены в брюки, карманы вывернуты, на ногах тапочки…

Начавший еще с вечера моросить мелкий дождик укреплял уверенность в успехе поиска. По всей линии обороны, как всегда, велась редкая стрельба из винтовок и автоматов. То там, то здесь ночную темень прорезали пунктирные линии трассирующих пуль, в небе вспыхивали осветительные ракеты. Далеко слева, очевидно в районе Белоострова, на небе появлялись всполохи — там шла артиллерийская дуэль. Словом, все было так, как вчера и неделю назад.

— Время, сержант, — сказал комбат.

— Есть, — ответил тот, перевалился через бруствер траншеи, за ним бойцы отделения и два снайпера.

Первые минуты в траншее была тишина, лишь телефонист вполголоса произносил:

— «Береза»? Я — «Фиалка». Проверка. «Сосна»? Проверка…

Он почти ежеминутно вызывал «Березу» и «Сосну», проверяя, не нарушена ли с ними связь. Это были позывные командира артиллерийской группы, поддерживавшей наш полк, и командира минометного батальона.

Мы с комбатом курили одну папиросу за другой, то и дело посматривая на светящиеся циферблаты часов и туда, куда ушли разведчики. Мы их, конечно, не видели, но по вспышкам и по интенсивности огня противника могли определить, обнаружены они или нет. Пока все шло хорошо.

— Товарищ подполковник, вас просит ноль пятый, — доложил телефонист.

Всего два дня, как мне присвоено звание подполковника. Я еще не привык к нему и только при повторном обращении связиста взял трубку.

— Я вас слушаю, товарищ ноль пятый.

— Ну как там у вас, художественная часть началась? — спросил командир дивизии полковник Романцов.

— Идет уже минут тридцать, — отвечаю я, понимая, о какой «художественной части» он говорит.

— Начало-то удачное?

— Пока да. Все номера исполняются, как и на репетициях.

— А как музыкальное сопровождение?

— Все в порядке. Музыканты тоже подготовились хорошо. — Это шла речь об артиллеристах и минометчиках.

— Добре. Если выявятся отличные исполнители отдельных номеров, их надо поощрить. Руководителя ансамбля — само собой.

— Все будет сделано.

Прошло больше часа томительного ожидания, и вдруг в воздухе вспыхнуло около десятка осветительных ракет и застрочили пулеметы противника…

— Неужели сорвалось? — проговорил комбат.

Похоже, что так, — ответил я. — Но будем надеяться на лучшее. Прикажите минометчикам открыть огонь по засеченным целям.

Неизвестность волновала…

У разведчиков же дела шли так. По заранее сделанному проходу они миновали наши заграждения. Подползли к речке. Рядовой Барабанов привязал один конец веревки к иссеченному пулями и осколками дереву, а другим концом подпоясался и бесшумно вошел в воду. Шел, пока вода не покрыла плечи, а потом поплыл. Намокшее обмундирование, автомат, запасной магазин с патронами, гранаты тянут вниз. По мере удаления от берега дает себя знать и веревка. Она задерживает движение, изматывает силы…


Рекомендуем почитать
Рыжая с камерой: дневники военкора

Уроженка Донецка, модель, активистка Русской весны, военный корреспондент информационного агентства News Front Катерина Катина в своей книге предельно откровенно рассказывает о войне в Донбассе, начиная с первых дней вооруженного конфликта и по настоящий момент. Это новейшая история без прикрас и вымысла, написанная от первого лица, переплетение личных дневников и публицистики, война глазами женщины-военкора...


Голос солдата

То, о чем говорится в этой книге, нельзя придумать. Это можно лишь испытать, пережить, перечувствовать самому. …В самом конце войны, уже в Австрии, взрывом шального снаряда был лишен обеих рук и получил тяжелое черепное ранение Славка Горелов, девятнадцатилетний советский солдат. Обреченный на смерть, он все-таки выжил. Выжил всему вопреки, проведя очень долгое время в госпиталях. Безрукий, он научился писать, окончил вуз, стал юристом. «Мы — автор этой книги и ее герой — люди одной судьбы», — пишет Владимир Даненбург. Весь пафос этой книги направлен против новой войны.


Неизвестная солдатская война

Во время Второй мировой войны в Красной Армии под страхом трибунала запрещалось вести дневники и любые другие записи происходящих событий. Но фронтовой разведчик 1-й Танковой армии Катукова сержант Григорий Лобас изо дня в день скрытно записывал в свои потаённые тетради всё, что происходило с ним и вокруг него. Так до нас дошла хроника окопной солдатской жизни на всём пути от Киева до Берлина. После войны Лобас так же тщательно прятал свои фронтовые дневники. Но несколько лет назад две полуистлевшие тетради совершенно случайно попали в руки военного журналиста, который нашёл неизвестного автора в одной из кубанских станиц.


Пограничник 41-го

Герой повести в 1941 году служил на советско-германской границе. В момент нападения немецких орд он стоял на посту, а через два часа был тяжело ранен. Пётр Андриянович чудом выжил, героически сражался с фашистами и был участником Парада Победы. Предназначена для широкого круга читателей.


Снайпер Петрова

Книга рассказывает о снайпере 86-й стрелковой дивизии старшине Н. П. Петровой. Она одна из четырех женщин, удостоенных высшей солдатской награды — ордена Славы трех степеней. Этот орден получали рядовые и сержанты за личный подвиг, совершенный в бою. Н. П. Петрова пошла на фронт добровольно, когда ей было 48 лет, Вначале она была медсестрой, затем инструктором снайперского дела. Она лично уничтожила 122 гитлеровца, подготовила сотни мастеров меткого огня. Командующий 2-й Ударной армией генерал И. И. Федюнинский наградил ее именной снайперской винтовкой и именными часами.


Там, в Финляндии…

В книге старейшего краеведа города Перми рассказывается о трагической судьбе автора и других советских людей, волею обстоятельств оказавшихся в фашистской неволе в Финляндии.