Солдатом быть не просто - [15]

Хорошо, что в ту минуту я не застал Самарина в нашей комнате. Мог наговорить такого, что дружбе нашей, вероятно, пришел бы конец.

Я сидел с книгой, слушая, как дождь шепелявит по стеклам и листьям деревьев под нашим окном.

Алешка вернулся к вечеру. Промок, но, кажется, был доволен проведенным днем. Остановился у порога с берестяным лукошком в руках — успел смастерить в лесу! С козырька фуражки стекали капли. Поставил лукошко с грибами у порога, тут же присел на табуретку, намереваясь снять сапоги. Оживленно рассказывал:

— Грибов!.. Год нынче особый выдался, набрать можно, сколько унесешь. А ты как провел день?

— С солдатами на озере… Видел там, между прочим, Мартынюка. Говорил с ним.

— Интересно, о чем?

— Да вот, оказывается, тот колейный мост повредила наша рота, я проверил. Так что делай выводы.

Мои слова застали Самарина в напряженной позе, когда он пытался стянуть с ноги промокший сапог. Внезапно выпрямился, натянул сапог, поднялся и прошел к столу, оставляя на полу следы, сел.

— Еще что?

Я рассказывал подробно, не опуская ни одной мелочи из беседы с Мартынюком, даже старался передать оттенки его речи. Против обыкновения Алешка ни разу не перебил меня, не задал ни одного вопроса, а когда я умолк, поднялся, внимательно оглядел выставленные на подоконнике фигурки и вдруг одним движением смахнул их на пол.

Я собрал фигурки, поставил их на подоконник. Некоторые были поломаны.

— Разве они виноваты, Алеша?

Самарин молча надел фуражку и ушел. Я не задерживал, хотя вообще-то ему следовало обсохнуть.

Письмо

Сеял дождь. Под ногами всхлипывала грязь. Лейтенант Юрасов шел со службы домой на противоположную окраину Подлесного. Мокрые дома, деревья, раскисшая дорога, редкие прохожие — все выглядело скучно. Говорят, весной Подлесное наряжается в кружева: много здесь садов — в каждом дворе. А летом сразу за селом — луговое раздолье; в травяном бархате лениво течет речка, дальше рощи, поляны, и, наверное, у каждого нового человека, приехавшего в Подлесное, взволнованно забьется сердце при взгляде на эту красоту, на утомленные от тяжести плодов ветви яблонь, груш, слив, вишен.

Но Григорий Юрасов ничего этого не видел. В полк он прибыл, когда сады потемнели и целыми днями дождило. После Киева, где он прожил восемь лет и закончил военное училище, Подлесное показалось ему глухим углом. Привозить сюда жену Григорий пока не собирался. Квартиру обещали только через год, и ему пришлось немало походить по селу в поисках жилья, пока наконец не набрел на один дом, где хозяйка сдала ему комнату.

Выбирая места посуше, Юрасов медленно шел вдоль улицы, вспоминая короткий разговор с командиром роты. Четверть часа назад, когда он собирался идти домой, старший лейтенант Орлов пригласил его на завтрашний вечер к себе. Сказав, что и братья Кудрины будут, шутливо заключил:

— Одним словом, соберется все верховное командование роты.

При последних словах командир роты широко улыбнулся. Юрасову нравилась не только улыбка Орлова, но и его завидная энергия, умение располагать к себе людей. Месяц назад Григорий принял тот самый взвод, которым до него два года командовал и вывел в отличные Орлов.

На вопрос Юрасова, по какому случаю намечается торжество, Орлов ответил:

— Никакого торжества, просто так посидим. — Развел руками, снова улыбнулся: — Уж как получится.

«Как получится…» Юрасов не любил неопределенности в жизни. Он привык рассчитывать свое время, дорожить им и обязательно выполнять намеченное даже с упреждением. Еще со школьных лет жил по такому порядку, от которого шла уверенность, и это приглашение несколько выбивало его из привычной колеи. Что это за вечеринка?..

В воскресенье он почти весь день читал. Когда стало смеркаться, подошел к окну и долго рассеянно смотрел на аккуратные кирпичные домики с верандами на противоположной стороне улицы. Разбрасывая грязь, прошумела трехтонка; следом, переваливаясь на выбоинах, пробежал председательский газик, потом прошла группа молодежи — больше смотреть не на что.

Он отошел от окна и сел за стол, решив написать жене письмо.

«Ой, и скука здесь, Наташа! Днем в горячке дел забываешься, работы с солдатами всегда много (ты ведь знаешь, что я не люблю что-либо делать кое-как), а вечерами не знаешь, куда деть себя. Кругом все серо, как в осиновом лесу. Так что не спеши сюда на постоянное жительство — тоже заскучаешь.

Друзьями пока не обзавелся, да и не уверен, найду ли в этой глуши хоть одного интересного человека. Сегодня мой ближний шеф пригласил к себе на семейный вечер. Хорошие в нашей роте офицеры, но такими вижу их на службе, а вот какие они в домашнем кругу, не знаю. До чего же не хочется идти…»

Через полчаса Юрасов шагал к дому, где жил Орлов, прихватив на всякий случай букет поздних цветов. Шел неторопливо, как, впрочем, делает каждый, кто неохотно воспринял приглашение. И пожалуй, именно поэтому, переступив порог квартиры Орловых, он сразу почувствовал себя в положении человека, неожиданно попавшего с тихой воды на быстрину.

Дверь открыл Орлов. Высокий, крепкий, с остатками летнего загара на крупном лице. Следом в прихожую со словами «вот и наш отшельник!» быстро вошла его жена Катя, за ней показались лейтенанты Владимир и Виталий Кудрины, а позади всех из-за косяка двери на него с интересом смотрели большие черные глаза Ирины — жены Виталия Кудрина. Обеих женщин Юрасов видел впервые. Познакомился с ними и, торопливо разделив букет надвое, вручил женщинам астры. В маленькой прихожей было тесно от скопления людей и шумного разговора.