Солдат… не спрашивай! - [147]

 – Каптенармус, сука… велел сапоги евоные забрать… Пущай подавится энтим добром!  – виновато бормочет старый солдат, как бы извиняясь перед неподвижным собратом в гробу. Зачем – тому уже все равно, бери если надо.

Александр лишь машинально отметил, что местному драгунскому "Плюшкину" достанутся не сберегаемые им столько лет "кирзачи", а обычная кожаная обувь, причем уже изрядно поношенная и стертая на голенищах до дыр. Вытащили ведь его прямо из строя, да еще день был праздничный, поэтому никаких "вольностей", допустимых в другое время не дозволялось, и унтер-офицер был одет строго "по форме".

 – Прими господи душу раба твоего Александра…  – гнусавит скороговоркой где-то сзади священник и судя по голосу как раз тот самый, что совсем недавно предлагал унтер-офицеру "сдать" кого-нибудь из товарищей.

Сашке все камлания и танцы с бубном были, что называется до "одного места", он уже полностью смирился с неизбежным. в данный момент был занят тем, что разглядывал светильник по потолком, ничего более, как назло в поле зрения не попадалось. Как только попы свечи зажигают на этой "дуре", размером с колесо от телеги, неужели надо каждый раз туда подниматься, а ведь высоко…

 – …раба божия… аминь…

 – Да достал ты уже батюшка… какого к такой-то матери раба? Мы не рабы, рабы не мы!  – так бы и ответил ему унтер-офицер, да вот только не может, он уже 24-е часа как мертв, или нет, что такое происходит?

Еще секунду назад не было абсолютно ничего, полный вакуум, абсолютный ноль по Цельсию – ни чувств, ни боли, ни сожаления, да и мыслей почти не было и вот вдруг где-то в глубине головы словно появился некий "очаг", словно там под черепной крышкой вдруг да щелкнули зажигалкой и потихоньку занялось, а затем пламя принялось медленно растекаться во все стороны, по всем нервам. Ощущение совсем не из приятных, сродни "пронзительной" зубной боли, но – ЕСТЬ! Неужели он все же еще жив?

Благочинный что-то там свое "казенно-православное" усердно твердит, точно устав читает, но Александру не до него, он полностью сосредоточился на собственных ощущениях. Если он все еще не умер, то надо как-то дать об этом знать окружающим, в противном случае так заживо и закопают.

Боль между тем постепенно распространяется по всему его телу, но вместе с ней понемногу возвращается и утраченный ранее контроль над мышцами. Он пока не может даже мизинцем пошевелить, но уже удалось сделать вдох и принять в легкие порцию воздуха, адское – нечеловеческое усилие и выдох и еще раз так и еще, пока наконец не дыхание не заработает на "автомате".

Не описать словами, голову, руки, грудь и живот словно в расплавленный металл окунули, такое впечатление, что каждая клеточка тела вопит от нестерпимого жара. Надо встать, нет не получиться – так хотя бы приподняться из этого деревянного ящика, пока не приколотили гвоздями крышку, иначе будет поздно. Сантиметр за сантиметром пальцы, обламывая ногти скребут по доскам, пытаясь нащупать края, за которые можно было бы ухватиться… нашел, есть контакт! Остается лишь вдохнут побольше воздуха, рывок – бесполезно, ослабевшие руки не могут даже сдвинуть с места тело, вдруг ставшее невероятно тяжелым. Ему теперь никогда не подняться даже на дюйм, пустое…

 – …рабу божию… бу-бу-бу- старается за спиной служитель культа, добросовестно отрабатывает свое жалованье.

 – Заткнись сука! Я не раб!  – рвет горло Сашка, но слипшиеся губы лишь слегка открываются и его сдавлено хрипа не слышит никто.

 – Встать товарищ солдат! Х…ли тут тут разлегся как беременная девка?  – раздается откуда-то из глубин памяти знакомый голос.

Болезненный удар-пинок носком сапогом под ребра, такой взметнет с земли и мертвого, а уж живого всегда… спасибо товарищ прапорщик, ты только что спас Александру жизнь, а он даже не может вспомнить, как тебя по отчеству звали. Поднятый вверх могучим ударом из прошлого ли, из будущего унтер-офицер как восставший из ада мертвец поднимается и принимает сидячее положение в гробу, отброшенный саван улетает куда-то к чертям, эта дерюга больше не нужна.

 – Зае…сь!  – слетает с его запекшихся губ, голова и шея еще "деревянные", толком и не повернуть но он определенно уже не лежит, а сидит. Немного впереди слева виден штабс-капитан Денисов, и еще какой-то незнакомый мужик в форме драгуна рядом.

На лице старого друга и начальника можно заметить смесь ужаса, удивления и совершенно неуместной на отпевании радости… Поодаль же твориться черти что, нижние чины драгунского полка, стоявшие возле гроба, в испуге отшатываются в разные стороны, одного замешкавшегося солдатика сбивают с ног и он весьма комично на четвереньках уползает прочь. За спиной "пришельца с того света" же и вообще наступил конец света.

 – …аминь… А-а-а… Бл…ть! Чур не меня!  – гудение молитвы плавно переходит в дикий крик ужаса, звякает мелкая металлическая вещица – уронили, затем "бух", словно мешок с песком на пол упал, это последовал за символом веры и сам служитель культа.

 – Во че крест, то наш православный животворящий делат, воскрес ундер-то!  – это уже отметился остроумием какой-то неизвестный Сашке солдат. Кто такой, судя по многочисленным синякам и ссадинам на лице – может тот самый, что на экзекуции ударил вполсилы и за это пострадал от рук начальства. Хотя нет, того паренька били на совесть, куда как круче и вряд ли нижний чин так быстро оправился, скорее всего отлеживается в казарме или на конюшне.