Соль и шторм - [8]

В южной части города улица стала совсем узкой. Дома же поднимались все выше, теснились плотнее, заслоняя собой и небо, и океан. Дорога здесь была выложена булыжником, тротуар вымощен кирпичом. Проходя мимо маленьких ресторанчиков и ларьков с едой, я уловила запах кофе, такой сильный и дразнящий, что желудок свело. Повсюду раздавались веселые оклики работяг, которые запасались булочками с сахаром и медом, копчеными сосисками, исходившими паром вареными моллюсками в проволочных корзинках. Румяная жена пекаря, смеясь шуткам докера, заворачивала ему в газету горячий пирог, судя по запаху, щедро сдобренный корицей. Свой завтрак я пропустила, поэтому то и дело останавливалась, глотая слюнки.

Сразу за рядами с горячими завтраками начинался зеленной рынок. Проход, и без того узкий, был заставлен ящиками с подгнившими фруктами. Несмотря на ранний час, хозяйки, размахивая корзинками, уже вовсю сновали по рынку и ощупывали товар. Мужчины тем временем скучали у двери пока еще закрытой табачной лавки, которая фактически служила местом встречи китобоев. Многие внешне отличались от коренных островитян – по большей части невысоких, темноволосых и сероглазых. Сразу было видно – чужаки. Из вежливости их называли приезжими, а за глаза – «чайками». Впрочем, в китобойном промысле разбирались они ничуть не хуже местных. Обычно они занимались тем, что снаряжали вельботы, заключали контракты с моряками, вели дела с судовладельцами. Они стояли в клубах табачного дыма и громко спорили насчет графика судов, но, завидев меня, сразу притихли.

– Только одна ходка… – умолк на полуслове парень с копной огненно-рыжих волос. А когда я проходила совсем рядом, тихо произнес: – Передавай привет своей бабушке, Эвери Роу.

Я кивнула и опустила голову, стараясь не замечать их волчьих взглядов. Затем повернула на восток и вышла на Уотер-стрит, которая вела к океану и докам. Если бы я продолжала путь по Мэйн-стрит, то оказалась бы в районе нашей фабрики, высоченные трубы которой с ночи до утра отрыгивали в небо густой черный дым. Вернее, так обстояли дела прежде, когда я была совсем маленькой, а моя бабушка – довольно молодой и очень сильной ведьмой. Китобойный промысел тогда процветал, и на фабрике работа шла полным ходом.

Шум и гвалт, царящий в торговых рядах, остался позади, как только я свернула на Уотер-стрит, к верфи и складам, которые отделяли причал от остального города и тянулись по всему побережью Нью-Бишопа. Те из мужчин, кто стал слишком старым или просто не желал выходить в море, открывали здесь судоремонтные мастерские, где чинили и строили вельботы. В лучшие дни от клиентов не знали отбоя. Широкая улица бывала сплошь забита людьми, завалена досками и прочим материалом, из которого клепали преотличные китобойные лодки. Большинство мастерских работало круглый день, что бизнесу шло только на пользу. Хозяева ходили и поглядывали, как такелажники вьют канаты, плотники гладко остругивают дубовые мачты, а краснолицые кузнецы, морщась, плющат молотами раскаленное железо. Сегодня верфь пустовала. Половина мастерских уж несколько месяцев стояла закрытой. В тех, что еще работали, мастера сидели без дела, на худой конец – подметали пол или чистили печи. Некоторые повернулись в мою сторону и молча наблюдали, как я спешила вниз по улице. Один из них, Мартин Чайлд, который обычно шил паруса, высунулся из двери и, вздернув подбородок, окрикнул меня:

– Эй! Эвери Роу!

Я повернулась к нему и скользкий, липкий страх прокрался в душу. В знакомых чертах улавливалась странная жесткость, почти обвинение… Мартин никогда не был моряком, да и остальные мастера, что трудились на верфи, не выходили в море, но все они были островитяне и их жизнь, как и каждого на острове Принца, так или иначе была связана с китобойным промыслом. Одни охотились с гарпунами, другие строили корабли, третьи вкладывали в строительство деньги, четвертые исполняли обязанности агентов, управляющих делами судовладельцев. Чужаки тоже нередко наведывались к нам, чтобы купить какие-нибудь амулеты, но местные… они готовы были целиком и полностью ввериться ведьмам Роу. Они ждали, когда я приду и, заняв место бабушки, верну острову прежнюю, благополучную жизнь.

Однако теперь, когда их бизнес мало-помалу разваливался, приходил конец и их терпению – я это явственно чувствовала. Вот и сейчас большинство смотрело на меня выжидательно и сурово. Я вспомнила ночной кошмар, холодные, недобрые лица китобоев, содрогнулась и еще больше ускорила шаг.

Уотер-стрит минула судостроительную верфь и уперлась в доки, издали похожие на гнилые щербатые зубы, понатыканные вдоль побережья Нью-Бишопа на расстоянии полутора миль. В самом центре, в Главном доке, обслуживались только крупные промысловые суда, остальные доки принимали небольшие вельботы и рыбацкие лодки, дорогие частные парусники и плоскодонки.

Когда-то здесь громоздилось столько разных кораблей – казалось, что берег порос густым, высоким лесом из мачт и развевающихся парусов. Трех-, четырехъярусные мачты, вонзающиеся в самое небо, островитяне называли небоскребами. Правда, было это еще до того, как крупные китобойные суда ушли на север, в арктические льды, потому что киты научились скрываться от охотников, а может, их просто стало намного меньше. Еще перед войной между Севером и Югом китобойный промысел оказался в таком упадке, что судовладельцы вместо того, чтобы отправлять суда на охоту, продавали их южанам, а затем наполняли их трюмы камнями и топили, лишь бы не пустить Конфедерацию в море. Много замечательных старых кораблей сейчас разрушены или потоплены и стоят не дороже мусора. Судовладельцы лишь руками разводят: «Что мы могли сделать? Рисковать? Ведь киты ушли далеко, льды разбивают корабли, а ведьма Роу больше не способна нас защитить».