Сокрытые в веках - [65]

– Смерти я не боюсь, – равнодушно ответил Фейронд, – и скажи на милость, где были твои ветры, когда убивали мою Дарту? Почему гром не грянул, когда стоял я над пепелищем и посылал одинокий вой к звездам? Нет, мой друг, небо было ясным и безмятежным. Ничто не всколыхнулось, не возмутилось, не нахмурилось. Были два любящих дракона – и нет их. И ничего не изменилось. Жизнь идет своим чередом. Нет вины, нет наказания. А потому отныне я сам себе и им судья. Лишь ради тебя, своего брата и моих родителей, частично сделаю я то, о чем просит Совет. Я больше не стану их преследовать. Скроюсь в уединенном месте, но если увижу хоть одного поблизости, все равно прикончу. Прости, ничего не могу с собой поделать. Один вид человека приводит меня в ярость, которую я не в силах контролировать. Я бы и себя порешил, да боюсь, что не найду потом свою любимую в Долинах Бесконечности. Долго еще жить мне во мраке, среди теней, проклятому всеми, в мечтах о смерти.

– Прощай, верный друг. Может, когда и свидимся, – сказал Фейронд и пошел, не оборачиваясь, прочь.

Слово он сдержал. Массовые убийства прекратились, если не считать тех, что совершали сами люди. О себе он больше знать не давал, и я его не беспокоил. Захочет – сам позовет, решил я, а может, горе поутихнет, и он вернется.

К сожалению, пророчество мое сбылось. Расплата за злодеяния очень скоро его настигла, и, думаю, покарал его не Бог, и не природа, а наказал он себя сам.

Случилось так, что память об утраченном счастье позвала его на те берега, где жили они с Дартой. Поплавал он в прибрежных водах, побывал в родной пещере, побродил по окрестностям, только на место гибели Дарты не пошел. Потом вспомнил, как ходили они в город, обернулся человеком (а был он тогда еще молод), убил прохожего и, завладев его одеждой, ступил на городские улицы.

И снова расступались перед ним люди, но теперь совсем по другой причине, ибо страшны были его мертвые, без всякого выражения глаза; лицо напоминало высохшую землю, испещренную трещинами, волосы потеряли блеск и висели серыми космами. Не получив никакого облегчения от воспоминаний, он снова бросился в океан, но вернуть себе истинное обличье не сумел. Видно, попрал он своими преступлениями сущность дракона, рожденного для добра, и навек остался противоестественным существом, которое постепенно превратилось в монстра.

Алнонд умолк. Слушатели тоже безмолвствовали, находясь под гнетущим впечатлением от рассказа. Мари плакала. Маруф со страхом смотрел на Метту, вновь переживая гибель Дарты и вспоминая недавних, поверженных ими браконьеров.

Тишину нарушил чистый голос Метты:

– Что же понадобилось Фейронду в наших краях? Не ищет ли он встречи с тобой, отец?

– Другой причины быть не может. Не пойму только, почему он медлит. Откройся он мне раньше, не случилось бы несчастья с Маруфом. Угораздило же твоего друга, дочка, попасться ему на глаза. Думаю, он сам известит меня о встрече. Пока что я его не слышу. Он по-прежнему никого не допускает к себе, и искать его было бы пустой затеей. Что ж, подождем. Однако одних вас я оставить не могу. Кто знает, что он передумал за все эти годы и к чему пришел. Выводы мои из нынешнего происшествия неутешительны. Так что даю вам три дня, чтобы поставить больного на ноги, потом сворачивайте лагерь и перебирайтесь ближе к морю. Есть у меня на примете подходящая пещера. Я пока все время буду поблизости.

– Нет, я не согласна, – сказала Метта и сникла от того, что собиралась предложить. – Мы не можем рисковать нашими друзьями. Придется нам раньше времени распрощаться. Мы с отцом проводим вас до поселка. Маруфа надо положить в больницу – теперь он быстро поправится, а после уезжайте. Я и так навлекла на одного из вас несчастье.

– Не решай за всех нас, – сурово возразил Маруф, – я, к примеру, предпочитаю остаться.

– И я, – сказал Доменг, – что ж нам, при первой опасности пятками сверкать?

– Я тоже за то, чтобы не уезжать, – поддержал Андрей. – Подумайте, мы принесем в поселок раненого, все всполошатся, начнут искать преступника, в лес нагрянет милиция, и чем все это может обернуться?

– Ничем хорошим, – подключился Рене. – Мы только подвергнем опасности других людей. Фейронд может рассвирепеть и всех перебить. В лучшем случае, он уйдет, не повидавшись с Алнондом.

– Осталось узнать мнение представительницы прекрасного пола, – весело глядя на Мари, сказал Алнонд.

Мужчины выжидательно сосредоточили внимание на вершительнице судеб. Она состроила недовольную гримаску, обвела всех высокомерным взглядом и непререкаемым тоном произнесла:

– Вы вообще-то в здравом уме? Как вам пришло в голову обсуждать отъезд, когда я даже не загорела? Кто же возвращается из отпуска без загара?

– Умница моя, – целуя ее, похвалил Рене, – женские доводы всегда самые веские.

Маруф облегченно вздохнул и закрыл глаза. Метта снова подсела к нему. Он сжал ее руку, сказал:

– Не уходи, – и уснул.

Глава 13

Метта и в самом деле была кудесницей. Уже через день Маруф, правда, с большим трудом, поднялся на ноги. Раны его затягивались на удивление быстро, рука почти не болела. Алнонд не показывался, но его присутствие где-то рядом все время ощущалось. Даже ночью он не уходил далеко, чтобы Метта при малейшей опасности могла вывести его из транса. Еще через два дня путешественники стали складывать палатки и спальные мешки, спешно запихали вещи в сумки и отправились через лес, по краю скалистого обрыва, который тянулся вдоль берега к месту, указанному Алнондом. Метта, шедшая впереди, свернула на крутую, убегающую вниз тропу, словно выложенную ступенями из крупных черно-серых камней. Тем не менее, для обвешанных сумками и рюкзаками мужчин спуск оказался непростым делом.