Сокровища животного мира - [14]

Один геккончик поселился у нас в ящике, где мы хранили хирургические инструменты. Мы беспокоили его каждое утро, вынимая свои препараторские орудия, но он оставался непреклонным даже после того, как расстался с хвостом, запутавшись в шнурке от компаса. Он попросту отбросил хвостик, отломив его у корня, как будто это ненужный зонтик, и хвостик упал на дно ящика, извиваясь и дергаясь, как маленькое животное. Хвостик он снова отрастил некото­рое время спустя, но даже это бедствие не могло помешать ему исполнять взятую на себя роль нашего сторожевого пса. Бродя по потолку, он поджидал, пока туда не усядется какое-нибудь насекомое, привлеченное светом лампы. Тогда, невзирая на размеры жертвы — а многие насекомые были не меньше его самого, — он подкрадывался к ней, как кошка к мышке. Подбирался все ближе и ближе, пока, позабыв о кошачьих хитростях, не бросался вперед, как терьер, очертя голову. Случалось ему и промахнуться, а бывало, что жук, бабочка или богомол улетали как раз в тот момент, когда он готовился к броску, но, если уж он впивался в добычу, начиналась великая битва. Сильные насекомые пытались вырваться, но маленький геккон трепал и тряс их с такой силой, что казалось, вот-вот присоски на его лапках не выдержат и отлепятся от потолка, где вся группа висела вопреки законам тяготения.

Он упал лишь один раз и приземлился по всем правилам. Когда он вцепился в богомола длиной чуть ли не в десять сантиметров, началась битва не на жизнь, а на смерть. Они подняли такой тарарам, что все мы положили ручки и стали наблюдать за ходом сражения. Богомол — существо поистине ужасное, всегда готовое ввязаться в драку, хотя бы и с самим человеком. Когда такое чудище опускается перед вами на стол, оно становится на дыбы, поворачивает свою страшную головку на стебельке-шейке и пялится вам прямо в лицо своими злобными выпуклыми глазками. Он замирает в боксерской стойке, согнув мускулистые лапки, усаженные рядами острых, похожих на зубы шипов, — такими «объяти­ями» самка богомола встречает не только врага, но и собственного супруга.

Вот каков был противник, на которого напал наш малень­кий друг. Сражение затянулось — богомол не сдавался. Вне­запно враги, не расцепляясь, упали с треском прямо в мою чашку с чаем, облив и забрызгав и меня, и мою работу. Геккон не пострадал, хотя немного растерялся и сильно удивился. Если бы я его не выудил, он бы обязательно утоп. Я положил его под лампу обсушиться, и он грелся в свое удовольствие, богомола же я отправил на тот свет.

Когда геккон передохнул, я предложил ему еще шевелив­шееся брюшко насекомого, но он не пожелал к нему прикоснуться. Зато он позволил мне взять себя в руки, хотя раньше ни разу не допускал этого: как знать, может быть, он почувствовал во мне союзника и доброжелателя. Вскоре он отбежал трусцой, возвращаясь в свой высотный, опрокину­тый мир.

Великие леса

Первое столкновение с дикой природой (дрилы). Второе столкновение (скорпионы). Дикобразы в норах. Встречи с леопардами. Еще одна крупная кошка (Profelis)

Мы временно оккупировали земельный участок, который являлся законной пожизненной собственностью вождя и жителей деревни Эшоби и примыкал к «Большой северной дороге», ведущей из Мамфе в глухие чащобы необозримых лесов и еще дальше — к одетым травами горам и цветущим, как сад, равнинам на севере. На этом участке земли мы разбили лагерь среди гигантских колонн древесных стволов.

Дорога — единственная торговая артерия во всем округе — могла бы стать откровением для среднего пешехода и поразила бы даже бывалого путешественника. Шириной всего несколько футов, она извивалась немыслимым серпан­тином. Этот отрезок дороги приводил к высшей точке. Здесь природа оказала любезность усталому путнику, приготовив для него трехфутовые ступеньки великанской лестницы.

Дорожное «покрытие» также служило громадным под­спорьем для беззаботного путешественника. На острых как нож гребнях перевалов, на поворотах под сверхострым углом и в глубине расщелин поверхность дороги представляла собой крупноячеистую сеть из переплетенных корней, с которых была смыта почва, лежавшая теперь ровнехоньким слоем в сорока — шестидесяти сантиметрах под путаницей корней. На уклонах корни сменялись нагромождением валу­нов и камней всех размеров, покрытых мхом, голых или заляпанных грязью. В качестве небольшой передышки через каждые несколько сот метров предлагалось преодолеть скользкий, подгнивший, совершенно круглый ствол диамет­ром с полметра, а длиной не меньше тридцати футов, небрежно переброшенный через глубокий овраг, где внизу, среди острых камней, клокотала вода.

Я описал все так тщательно для того, чтобы у вас не создалось впечатление, что дорога, проходившая возле нашего лагеря, изменяла природную среду или привносила какие-либо признаки цивилизации. Вот уж этого не скажешь: даже местные охотники порой оказывались не в состоянии отличить дорогу от любого другого просвета между деревь­ями. Вдобавок деревья растут быстро, а африканцы не отличаются страстью к перемене мест.

Мы разбили лагерь возле дороги: ведь пока она не совсем заросла, мы могли пользоваться ею для проникнове­ния в непроходимую чащу леса, куда почти невозможно было пробраться. Дорога была полезна и тем, что через эту узкую щель в пологе леса нам удавалось рассмотреть небо, и мы могли узнать, пасмурный или ясный день, ветрено или тихо. По этой «трассе» мы и путешествовали, вооруженные ружьями и биноклями, жаркими вечерами — время нам подс­казывали часы, а не дневной свет, который всегда напоми­нал вечные сумерки.