Сокровища России - [21]

Только крепкие руки полковника Онищенко и цепкие пальчики секретарши Людочки спасли рожу директора от синяков. Эдик же верил людям, так уж воспитали нехорошие родители, но оказалось — недостаточно верил. Он же думал, что хоть с музейщиками Пузырь нагреет его на — пусть половину полагающейся доли, но оказалось — Пузырев нагрел на все сто процентов. Опять ничего. Хотя по областным музеям, мелким и хиреющим, в мелких городах мотался как раз Эдик — на «мерседесе» с Иваном или на Танькиных жигулях. Дело было в том, что Пузыреву удалось вытянуть из Министерства культуры, в ведении которого находились все музеи, бумагу, разрешающую Российскому музею обмен фондами с другими музеями на договорной основе, с целью поддержки и укрепления Российского музея. Эдик согласился заниматься этим делом только потому, что надеялся… нет, был уверен, что директора этих периферийных музейчиков с радостью примутся отдавать для реставрации в его Центр свои осыпающиеся шедевры — он же вернет их куда красивше, чем были, новее, крепче и к тому же забесплатно. Пока забесплатно. Потому что у Эдика нет денег, а директор — жадина. А потом — Эдик и платить за реставрацию обещал. К сожалению, ему не поверили… впрочем, это недоверие к людям сам Эдик, как человек доверчивый, встречал повсюду в российской жизни и культуре, это был естественный, родной элемент культуры, и потому Эдик не удивлялся, не возмущался, зная, что недоверие это пройдет. Во второй его визит. В третий или в двадцать пятый, но директора поверят, что Эдик несет им действительно зеленые доллары, а не фальшивки и неприятности. Но пока Эдик просто уговаривал поделиться фондами. Есть же лишние. Старые. Побитые. Ненужные этому музею из-за другого профиля. Тем более волшебные слова «на договорной основе» Действовали магически. Каждый директор понимал, что за такую бескорыстную помощь Российскому музею ему заплатят. Тут дело пошло, да. После переговоров директора обещали посмотреть, что можно и привезти лично Пузыреву. Решал же он, у Эдика, как зама, полномочия только на переговоры.

Так вот, пока Эдика не было, все эти директора, как с цепи сорвавшись, и перевозили свои шедевры Пузыреву, причем большинство, как «утратившие художественную и культурную ценность и не подлежащие восстановлению» — так было указано в документах, на которых Пузырев, как любой хороший начальник, был он мастак — в актах на передачу и в актах на списание. Короче говоря, продал Пузырев большинство картин. Наверное, он и раньше такое проворачивал. И без Эдика. С какой стати делиться с ним? Эдик только потом это и сообразил, а пока попытался полезть прямо через стол, разъярился вгорячах, так и полез, пытаясь достать мерзкую толстую рожу, но полковник и секретарша оттащили. Эдик чуть не заплакал, пытаясь вырваться. Так мечталось вдавить правильный носик промеж очков.

— Ах ты, кобра лысая… — шипел он, как мангуст, схваченный за хвост, и пытался лягнуть Пузырева, но доставалось только ножкам стола. Пузырев строил возмущение на своей роже, но глазенки бегали. Все его объяснения звучали правдиво только для дубового стола. Эдик взбесился даже не от того, что Пузырев «скинул» по дешевке и за копейки возможные миллионы долларов — возможные всегда отступают перед реальными деньгами — он взбесился из-за того, что Пузырь «кинул» его, считая за пустое место. Плевал на все планы Эдика, будто уехал — и нет. Но если «пустое место» чуть-чуть не достало тебе по носу, только сумасшедший вроде атеиста может по-прежнему считать его пустым местом. Так что Эдик не жалел о скандале. Результат он принес. Но поостыв, он простил Пузырева в денежной части претензий. Потому что понял. Пузыревские оправдания во многом истинны. И министерская бумага с разрешением обошлась Пузыреву далеко не бесплатно. И вообще, Пузырь тоже рискует. И, в конце концов, при чем тут Эдик… пусть и договорились. Просто мало денежек получается. Надо просто больше работать, тогда и денег будет столько, что и Эдику хватит. Правда, потом, когда ушел Онищенко, Пузырев «сдал назад», выдал-таки Эдику десять тысяч долларов за реставрацию и долго выговаривал с возмущением, что свара возникла только из-за присутствия фээсбэшника. Не сошел ли с ума Эдик, при нем претензии вываливать?

Эдик уже успокоился и отмахнулся:

— Да «фейсу» плевать. Вы еще плохо чекистов знаете. Вы подумайте, с кем они работают? Со всякой сволочью, даже с убийцами. Мы хоть весь музей продадим, Онищенко по фигу. Лишь бы его дело толкали, вот и все, что его интересует. Вы лучше скажите честно — неужели Вы все оригиналы так и продали за копии?

— Ну… пришлось… — выдавил Пузырев. Глазенки его юлили, как две мышки на дне банки. — Естественно, дешево. По цене копий. Надежным партнерам, своим.

— Нашим, да? Россиянам?

— Конечно. Вы знаете, Эдик, сколько с меня запросили за разрешение на вывоз за границу? Хотя я заявил их как копии?

— Да хоть миллион, за границей бы оправдалось…

— Именно, что миллион! — взвизгнул Пузырев. — Причем долларов! Значит, они догадываются. И где гарантии, что на таможне не задержат картину?!

— Ну почему Вы не верите людям? — горько сказал Эдик. — В Министерстве же мигом проверили, что Вы хотите вывезти оригинал. Раз миллион запросили. Почему же Вы им не верите?