Сокровища медного свитка - [7]

Документ был составлен несомненно на древнееврейском языке, однако с некоторыми отклонениями в орфографии и начертании знаков. Уже к вечеру начальная дешифровка полностью подтвердила блестящую гипотезу профессора Куна. Перед нами действительно лежала опись захороненных сокровищ, уникальная с любой точки зрения и во всяком случае намного превосходящая по своей ценности богатства, в ней перечисленные: среди всех вопросов, касающихся археологии, истории религий Ближнего Востока, едва ли найдется хоть один, не освещенный ею в той или иной степени.

В данной книге затрагиваются лишь некоторые проблемы, представляющие интерес в связи с нашим свит-: ком. Специалистам, вероятно, придется с особой тщательностью толковать каждое отдельное место текста, и на это несомненно потребуются годы кропотливой работы.

Я предвижу, что литература, вызванная к жизни одним этим документом, не уступит по объему той, которая уже существует по вопросам, связанным с другими древними свитками Мертвого моря, а возможно и превзойдет ее, а появление каждой новой статьи или книги будет сопровождаться не менее ожесточенной полемикой.

II ДЕШИФРОВКА

В первом свитке после полного вскрытия оказались четыре последние колонки (IX — ХII) и 23 пункта описи. Когда же в январе 1956 года из Иордании прибыла и была немедленно разрезана другая, большая часть свитка, мы получили восемь недостающих первых колонок.

Древний писец, как мы сразу же заметили, считал, что с его документом будут обращаться так же, как с пергаментным свитком, т. е. читать справа налево по колонкам и сворачивать с обоих концов. Просто взамен сшитых листов кожи писчим материалом ему послужили склепанные листы меди. Возможно, при слишком поспешном свертывании полосы перед ее захоронением в пещере линия клепок в одном месте разошлась, и свиток так и остался лежать разделенный на две части.

Размеры и четкость выгравированных букв значительно варьируются, как видно на факсимиле, во всем документе. К концу работы писец, вероятно и не без оснований, устал, и последние строки выбиты неровно, да и буквы здесь довольно мелки. Кажется, что мы и сейчас еще слышим вздох облегчения, вырвавшийся у писца, когда он начертал два последних слова посреди конечной строки.

Свиток никоим образом не может быть причислен к памятникам гравировального искусства; однако, если бы дело было только в чистописании, дешифровка не доставляла бы особых трудностей — в конце концов далеко не все пергаментные свитки являются образцом древнееврейского письма. Основную сложность представляет орфография, часто довольно странная. Писец путает формы букв, имеющих двойное начертание в середине и конце слова, и иногда крайне небрежен в соблюдении интервалов между словами. Все это да еще частые перескоки на середине слова с одной строки на другую затрудняют определение границы между отдельными группами согласных.

В ту эпоху при письме воспроизводились не все гласные; в большинстве случаев исследователю приходится оперировать с костяком из согласных, которые он должен снабдить соответствующей огласовкой, представляющейся ему наиболее подходящей в данном контексте. Обычно задача не столь трудна, как может показаться, поскольку все возможные перестановки в слове ограничены; в то же время характер существительных в семитских языках позволяет широко варьировать огласовку, не меняя при этом корневого значения имен, легко извлекаемого из консонантной основы. Например, в нашем свитке наиболее часто повторяется слово KSP «серебро», и мы с легкостью опознаем его, нимало не беспокоясь о том, что в арамейском оно читается kesáph, а в древнееврейском késeph. Правда, существует еще и глагол, воспроизводимый при письме теми же корневыми знаками; в этом случае группа KSP могла бы иметь значение «стыдиться» (в арамейском) и «страстно желать» (в древнееврейском), однако из контекста ясно, что ни одно из этих значений не подразумевается. К счастью, в нашем свитке нет действительно трудных глаголов, точный смысл которых может быть установлен лишь по огласовке.

Но если опускание при письме гласных не вызывает сильного беспокойства, то вопросы начертания согласных имеют решающее значение для понимания нашего текста. Увы, писец при гравировке знаков согласных не проявил ни последовательности, ни прилежания. Например, отдавая дань то здесь, то там фонетической орфографии, он выпускает знаки, соответствующие гортанным согласным, уже исчезавшим к тому времени из разговорной речи (известной лингвистической параллелью может служить опускание звука h в жаргоне лондонских кокни). Конечно, если исследователь готов к подобным случайностям, он все же опознает слова в тексте.

Гораздо труднее разобраться в путанице, которую допускает писец при написании, сходных по начертанию букв. Вряд ли это можно объяснить попыткой писца пользоваться тайнописью, хотя мы и располагаем несколькими вполне достоверными текстами такого рода в ессейских свитках из пещер Мертвого моря. Подобные ошибки следует, пожалуй, приписать явно недостаточному знакомству писца с древнееврейским книжным письмом. Не исключено, правда, что писец переписывал некоторые (пункты описи с оригинала, написанного курсивом, и поэтому целый ряд букв представлен в их курсивной форме. Примером аналогичных ошибок уже в наше время может служить смешение на письме прописных и строчных букв, хотя и здесь разница выражена не столь отчетливо, как в том случае, когда наш гравировщик для написания