Сокровища ангуонов - [2]

Ангуония была любимым коньком моего родителя. Он с такими подробностями рассказывал о злоключениях какого-нибудь древнего бедняка, так близко к сердцу принимал его успехи и неудачи, что временами казалось: явись тот сию минуту, отец бросился бы ему на шею. Как человек, страдающий дальнозоркостью, мой отец не видел близкого. Так, по крайней мере, думал я и нет-нет да и возвращал его из глубины веков неожиданным вопросом. Однажды я спросил его о том, что же все-таки делают американцы в нашем городе. Отец вдруг нахмурился и зло ответил, что они, вероятно, ищут клад, зарытый Дагомаром.

Так вот в чем дело! Теперь мне все стало ясно, не надо было ломать голову над вопросом, который давно уже не давал мне покоя. Ну, конечно, чем иначе объяснить происходящее в городе? И японцы, и американцы, и все другие ищут таинственный клад. Вот почему убивают людей. Точно так же убивали друг друга матросы «Эспаньолы» из-за сокровищ пирата Флинта.

Отец, по-видимому, и сам не ожидал, что его ответ воздействует на меня в столь желательном направлении. Впрочем, он тут же воспользовался случаем и угостил меня легендой о золотых идолах. По своему обыкновению он увлекся и начал с такой стремительностью перелистывать свою устную повесть, что я лишь хлопал глазами от удивления.

Оказывается, золото для идолов собиралось целое столетие, и, что самое главное, идолы были зарыты служителями храма Благоденствия, того храма, на месте которого, по утверждению отца, стояли сейчас старые казармы. Сокровища не однажды перепрятывались, и не исключена возможность, что они оказались в останках древнего вала, где совсем недавно солдаты царского гарнизона упражнялись в стрельбе. Говоря это, отец чертил в моей тетради предполагаемый маршрут путешествия золотых идолов, и мало-помалу перед моими глазами возник подробный план ангуонской столицы Веданы.

— Вдумайся: Ведана, — отец многозначительно поднял палец. — Как полагаешь, не отсюда ли возникло название нашего города? Нет, ты подумай, по думай!

— Тройчинск — Ведана! — сказал я и восхищенно взглянул на отца. Еще бы, мне и в голову не пришло бы такое, а ведь все просто и понятно: слово «ведана» означало — «тройной город».

Отец рассказывал мне о том, что столица древней Ангуонии состояла из трех городов: в середине одного города был расположен другой, а в нем — третий, поменьше. Внутренний, «священный» город занимали кармелины, в среднем жили телохранители «детей бога», а внешний был населен бесфамильными и рабами.

Каждый день по улицам внешнего города текли к воротам толпы рабов. В любую погоду — пахучим весенним утром или дождливой осенью — люди без имени, пройдя через ворота, понуро опустив голову, хмурые, молчаливые, шли к берегу моря, на котором высились груды серого камня. Городу требовалось много такого камня, и люди дробили его с помощью тяжелых кувалд и железных клиньев до тех пор, пока солнце не поднималось в зенит. Потом они опять шли к воротам и терялись в шахматном лабиринте улиц, с тем чтобы через час снова выползти к морю серой, одноликой массой и, как утром, под свист плетей, уйти туда, где высились груды серого камня…

Рассказы отца укладывались в моей голове с удивительной легкостью, и мне порой казалось, что я совершенно самостоятельно делал одно открытие за другим, а отец лишь помогал мне вспоминать некогда забытое. Одно было странным. Судя по всему, отец отлично знал, где находятся несметные сокровища. Золото само давалось ему в руки, а он ничего не предпринимал. Мне было решительно непонятно, как можно ходить в потертом сюртуке, имея в руках столько богатств, не носить замшевых перчаток и не ездить в пролетке с кожаным верхом, как разъезжал тройчинский богатей Чуркин.

— Видишь ли, мой мальчик, — снисходительно улыбался отец, — не так-то просто взять эти сокровища. Кстати, ты не пробовал сдвинуть с места каменного идола, что стоит у входа в наше жилище?

Хо, сдвинуть! Этот самый идол из ноздреватого гранита так глубоко сидел в земле, будто из нее вырос. Интересно, если все спрятанные идолы такие же, то откуда служители храма Благоденствия набрали столько золота?

— Откуда? Вот, скажем, тот же Чуркин. Впрочем, оставим в покое золотые мешки господина Чуркина, здесь все ясно… Ты никогда не наблюдал за работой пчелы? Летит она и несет капельку нектара. Одна капелька да другая капелька — и в результате полные соты ароматного меда. Так и ангуоны. А прибирали этот «мед» служители храмов и лепили из него богов, — словом, свято и богато!

Вполне резонно заключив, что наш каменный идол — точная копия своих золотых собратьев, я тщательно срисовал его в свою тетрадь, поместив его в центре плана Веданы. Отец был в восхищении и заявил, что я наделен редкой способностью к прозорливой догадке, так необходимой в археологических изысканиях. Умел восхищаться мой добрый отец… Теперь-то мне совершенно ясно, что мои способности были более чем скромными: археологом я так и не стал.

Рисовать же я любил по-настоящему. Наверное, это было унаследовано мной от покойной матери, талантливой художницы. У меня до сих пор сохранились некоторые из ее акварелей. Знатоки утверждают, что в этих акварелях чувствуется левитановская сила. Быть может, мне довелось бы увидеть картины своей матери в Третьяковской галерее, если бы не шальная пуля интервента.