Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду) - [26]

Глория Марш сегодня снова не пришла. Не то, чтобы это как-то касалось меня лично, но всё-таки. Вечером напомнил Энн, что Глории нет уже две недели.

— Может быть, она находит тебя настолько неотразимым, что решила последовать здравому смыслу и держаться от тебя подальше, — ответила она. Что за ерунда! Уж это здесь почти наверняка ни при чём!

Пятница, 28 февраля

Утром за завтраком уже совсем собрался рассказать Джеральду анекдот про генерала Кастера, макрель и индейцев, но в последний момент мне стало стыдно, и я решил, что лучше не надо.

На работе во время обеденного перерыва думал про нашу вечеринку, которая будет уже через неделю. Жаль, что нельзя рассылать людям открытки, в которых они НЕ приглашаются на праздники.

Уважаемый Эверетт Гландер!

В следующую пятницу мы устраиваем вечеринку и были бы очень рады не видеть Вас у себя дома, так как Ваше присутствие вызвало бы у всех только неприязнь и чувство неловкости.

Искренне Ваш, Адриан Пласс.

При мысли об этом невольно усмехнулся. Гландер услышал и сказал:

— Что, всё ещё вспоминаешь старину Кастера? Прикольный анекдотик, правда? Жене-то рассказал или ещё не успел?

— Я ни за что не стал бы рассказывать другим подобные анекдоты, — ответил я со скорбной улыбкой, к которой неизменно прибегаю всякий раз, когда Гландер пытается меня достать. — Боюсь, Эверетт, юмор такого рода не представляется мне забавным.

— А чему же ты тогда ухмыляешься? — настырно спросил Гландер. — Какой-нибудь благочестивой христианской шуточке?

Тут на меня будто вылили ушат холодной воды, так мне стало стыдно! Ведь на самом деле я ухмылялся, раздумывая о том, как было бы хорошо послать отвратительную, жестокую открытку человеку, с которым я уже несколько лет работаю бок о бок. Честное слово, по сравнению с этим анекдот про генерала Кастера сразу показался мне не таким уж дурным. Я виновато откашлялся и сказал:

— Вообще-то, Эверетт, я как раз подумал… Видишь ли, в следующую пятницу мы устраиваем дома вечеринку, вот я и подумал, что будет здорово, если ты тоже придёшь. Ну как?

Никогда не видел его таким опешившим.

— Ты что, приглашаешь меня на вечеринку к себе в следующую пятницу?

— Ну да. И жену твою, конечно. Часов в восемь, если вам удобно.

— Что ж, ладно, — ответил Эверетт, недоверчиво щурясь на меня из-под нахмуренных бровей. — Спасибо за приглашение, мы обязательно придём. С собой что-нибудь принести? Бутылочку святой воды и пачку старых комиксов, а?

Сначала я почувствовал себя даже хорошо, но со временем радостное ощущение куда-то улетучилось. Так и не осмелился рассказать Энн о том, что пригласил к нам Гландера.

«Бутылочку святой воды и пачку старых комиксов»?

Что я наделал!!!

Половина первого ночи

Собирался лечь пораньше, чтобы встать в пять утра для медитации, но по телевизору показывали бильярд. Решил, что если бы я был знаменитым бильярдистом, то играл бы под псевдонимом «Пласс-Меткий Глаз».

Всё, пора спать. Поставил будильник на пять тридцать, так что медитировать буду до половины восьмого.

Суббота, 1 марта

Будильник разразился душераздирающими трелями ровно в 5:30.

Спросонья подумал, какой идиот мог поставить его на такой безумно ранний час, но потом вспомнил, что это был я. Энн с трудом разлепила ресницы и сонно спросила:

— Адриан, милый, ты куда?

— Ты спи, спи, — прошептал я в ответ. — А я пойду, пару часов поразмышляю о вечности.

Выходя на цыпочках из комнаты, явственно услышал, как Энн пробормотала: «А ведь когда делал предложение, был совершенно нормальным…»

Бессильно сполз по лестнице, едва различая перед собой предметы, и устало опустился на колени в гостиной. Положил перед собой на пол часы, чтобы остановиться в полвосьмого.

Приступил к размышлениям о вечности ровно в 5:34. Закрыл глаза и попытался представить себе, что всё вокруг продолжается долго-долго, прямо-таки бесконечно. Получилось не очень. Поймал себя на том, что думаю об отпуске и почему сейчас нигде не продают плетёных корзин для мусора, и как бы выглядел гибрид жирафа с хорьком. Уже начал рисовать себе существо с телом хорька и такой длиннющей шеей, что оно может просунуть голову в кроличью нору, не двигаясь с места, как вдруг вспомнил, о чём мне полагается думать. Решительно оборвал ненужные мысли и изо всех сил постарался сосредоточиться. Примерно через час открыл глаза, чтобы посмотреть сколько времени. Оказалось — 5:44.

Поразмышлял о вечности ещё пару минут, но тут у меня дико заболела голова. Попытался снова лечь спать, но никак не мог заснуть и потому опять встал. Энн спустилась из спальни примерно без четверти восемь.

— Ах, да, милый, ты же медитировал! Ну и как? Сколько ты продержался? Все два часа?

— Двенадцать минут, — ответил я.

Сказал ей, что я не выспался и теперь у меня болит голова.

— Но ведь вчера ты так поздно лёг, — заметила она. — Неудивительно, что ты никак не мог проснуться.

Боюсь, что весь оставшийся день я ходил угрюмый и то и дело раздражался. По-видимому, двенадцати минут медитации недостаточно для того, чтобы наполнить человека и его семью «особенным миром и покоем». Днём почти целый час просидел во дворе, беседуя с нашей крольчихой Брендой. Может быть, она тоже считает, что у меня скверный характер, и я действую ей на нервы, но она, по крайней мере, не может мне об этом сказать.