Сократ. Введение в косметику - [40]

Шрифт
Интервал

, чем какой смысл вкладывал в свой призыв Сократ; да и изложенное Клитофоном учение Сократа вообще есть как бы бессознательное преломление его учения сквозь идеалистическую призму, не пропустившую всё чуждое идеалисту. Кто бы ни был автор «Клитофона», но он – юноша-идеалист, и Платон мог бы быть им особенно легко: Платон в первое время своего общения с Сократом, сначала увлёкшийся им, его призывом к заботам о душе, видя в этом призыве ответ на свои смутные идеалистические влечения; затем разочаровывающийся в Сократе, ещё не проникнув в его наиболее интимный кружок, но уже усвоивши тип и метод его обычных бесед, думая, что эти увещевания и есть всё, чем Сократ может заниматься, и считая себя достаточно подготовленным, чтобы идти дальше. Может быть, побеседовавши с Сократом, он получил указание, что и в уже слышанном он усвоил далеко не всё, что ему рано думать об усовершенствовании в добродетели, потому что он ещё не имеет достаточно отчётливых общих понятий; словом, Клитофон или стоящий за его спиной получил новый стимул к предварительной скептической работе.

Но Клитофон вообще ещё очень слабо понимает суть сократики, суть побуждений Сократа к исканию: он требует от Сократа прямых указаний, он хочет обучаться, – тогда как для Сократа всё дело в том и состоит, что своё счастье надо найти, а не получить от кого-то. И диалог интересен не изложением отдельных пунктов учения Сократа, а именно как ясное доказательство скепсиса как сущности сократики, хотя Клитофом не понял самого главного – что скепсис Сократа есть именно не мировоззрение, а метод, что это философия не безнадёжного искания, а философия нахождения, философия искания даже не с надеждой, а с уверенностью в том, что искомое будет найдено.

Мы имеем большое основание сказать, что Сократ – создатель философии как науки о достижении блага, так как то, что называется досократовской философией, было несистематизированной суммой учений на самые различные темы, это было просто исканием знания, первым этапом в истории науки вообще. С Сократа философия получает определённые задачи. Но вместе с тем мы должны сказать, что Сократ отвергнул философию как науку о достижении блага: сущность скепсиса Сократа в том и состоит, что такой науки быть не может, что каждый сам должен найти своё благо; и на долю философии как науки приходится лишь пропедевтическая подготовка человека к исканию блага, вооружение его методами искания. Вот почему Сократ как будто ограничивался скепсисом, побуждением и обучением исканию (Клитофон последнего не заметил). Роль философии как науки для Сократа действительно оканчивалась на этом; но роль философа здесь не заканчивалась, наоборот, здесь только и начиналась по-настоящему его майевтическая работа (этого Клитофон также не заметил, а может быть просто ещё не знал об этой работе Сократа), работа помощи при самопознании, при акте нахождения своего блага.

Скепсис Сократа не есть ни скепсис Декарта, ни искания учёного. Наука вообще не существует без исканий, но не все искания можно назвать скепсисом. Скептицизм и наука несовместимы; сущность всякого скептицизма в том, что он (по крайней мере частично) отвергает науку, заменяя её исканием; это не искание как принцип науки, а искание, идущее от сознания, что здесь наука невозможна, невозможна в силу самой природы искомого. Это не значит, что здесь невозможно знание, – наоборот, в этом случае было бы бессмысленно и искание; но это знание не укладывается в рамки науки как системы знаний, имеющей коллективную ценность, ценность для неопределённого круга лиц; скептическое же искание есть искание (философское, т. е. относящееся к вопросу о достижении блага, – расширять понятие скепсиса за пределы философии едва ли есть смысл) данным человеком таких знаний, которые только для него и будут иметь ценность; их ценность умирает вместе с ним; говоря более общо, скепсис есть искание знаний для использования их в определённых кратковременных и неповторяемых условиях одной личностью; очевидно, что такими могут быть только крайне конкретные знания, и раз речь идёт о неповторяемых условиях, то обычно эти знания относятся к самой личности.

Философская пропедевтическая наука Сократа тем и характерна, что признавая благо состоянием совершенно индивидуальным, самочувствованием каждой личности, обуславливающимся неповторяемой суммой свойств личности (это ещё именно наука, а не скепсис), она сама признаёт себя несостоятельной в решении вопроса о достижении блага и выдвигает на смену себе скепсис, индивидуальное, хотя и научно обоснованное (пропедевтически), но вненаучное (потому что наука не даёт готовых формул, которые оставалось бы заполнить конкретным содержанием и решить задачу по шаблону) искание в пределах неповторяемых условий существования данной личности.

Называя философию Сократа скептицизмом, мы отнюдь не видим в ней ни проповеди бесконечно долгого искания с безнадёжной надеждой когда-то что-то найти, ни постоянного возврата, после всех блужданий за истиной, к одному и тому же положению: я знаю только то, что ничего не знаю, и надо искать (как у пирроновцев: «итак, надо воздержаться от суждения»); наоборот, скептицизм Сократа прогрессивный (а не консервативный, как у большинства скептиков), это – не стояние на одном месте и не кружение около одной точки, а постоянное движение вперёд – не в личных исканиях философа, которые относятся к области пропедевтической науки философии и эволюционируют как


Рекомендуем почитать
Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.