Сократ. Введение в косметику - [21]

Шрифт
Интервал

.

Если мы признаем ранние сочинения Платона действительно сократическими, то нам сразу станут понятными обвинения Сократа в течение ряда лет и многими лицами в том, что он обучает правое дело превращать в неправое и развращает молодёжь: Сократ действительно был софистом, и софистом первоклассным: в своей «диалектике» (в действительности – эристике) он постоянно пользовался софистическими приёмами, стараясь сбить собеседника с толку, его правильный, но недостаточно отчётливый взгляд представить неправильным. Хотел ли Сократ обучать юношей этому искусству софистической беседы, не важно; но несомненно то, что даже если бы он этого не хотел, он всё-таки обучал бы – своим примером, своими демонстрациями, как и сам он указывает на это в «Апологии».

«Апология» не является единственным образцом чисто софистической речи Сократа; другая такая же дана в дошедшем до нас под именем Платона диалоге «Менексен», где Сократ произносит софистическую похвальную речь в честь павших воинов.

Столь же часто Сократ использует в своей практике, наряду с шулерскими приёмами софистов, и положение Протагора о возможности двух противоположных рассуждений об одном и том же предмете путём перемены точки зрения, и в этом отношении, может быть, среди софистов даже не было такого искусного учителя, каким был Сократ. Уже и в Платоновой «Апологии Сократа» мы имеем ряд примеров этого приёма (поскольку этот приём используется здесь в целях защиты, он, конечно, тесно связан с подтасовками): Сократа обвиняют в непочитании богов с точки зрения его внутреннего убеждения и влияния на учеников и имея в виду традиционных богов; Сократ, становясь на точку зрения внешних признаков почитания богов, указывает на имеющиеся у него эти признаки (особенно ясно в Ксенофонтовой «Апологии Сократа», где Сократ указывает на то, что его многие видели приносящим жертвы на алтарях), и становясь на точку зрения более совершенных религиозных воззрений, чуждых греческой традиции, указывает на внутреннюю свою веру. Сократа обвиняют в развращении юношей с точки зрения традиционных этико-политических идеалов, – Сократ призывает в свидетели своих учеников, становясь на точку зрения сознания ими полезности общения с ним, Сократом; деятельность Сократа считают вредной для Афин, исходя из консервативных политических идеалов, и требуют наказания его, – Сократ, становясь на точку зрения прогрессивных политических воззрений, указывает на свою чрезвычайную полезность для Афин и требует себе награды; Сократа обвиняют с социальной точки зрения в совершении зла, – Сократ защищается, становясь на индивидуальную точку зрения и доказывая, что так как никто не совершает сам себе зла добровольно, то и он не мог добровольно совершать зло, потому что оно было бы злом и для него самого, и т. д. Блестящие примеры рассуждений Сократа за и против одного и того же положения даны в «Протагоре» и в «Лисиде» Платона: в «Протагоре» Сократ сначала доказывает Протагору, настаивающему на изучимости добродетели, что добродетели обучать нельзя, затем заставляет Протагора признать, как будто, что добродетель не есть знание и, следовательно, не должна была бы быть изучимой, сам же утверждает и доказывает, что добродетель есть знание и, следовательно, должна была бы быть изучимой. В «Лисиде» Сократ заставляет Менексена в короткой беседе признать о дружбе ряд исключающих друг друга положений:

1) если один из двоих любит другого, то оба они друзья;

2) дружбы нет, если один из них не любит другого;

3) друг тот, кто любит;

4) друг не тот, кто любит, а тот, кто любим; затем, в беседе с Лисидом:

1) дружба возможна лишь между добрыми людьми;

2) добрый ни в чём не нуждается, значит не нуждается и в дружбе;

3) дружба возможна лишь со стороны «ни доброго, ни злого» в отношении к другому;

4) дружба возможна и между злыми. Таких примеров у Платона можно найти значительное количество. И если софистами называли тех, которые и сами умели и других учили говорить и за, и против одного и того же положения, то разве возможно допустить, что лица, часто слушавшие беседы Сократа, не научились этому искусству и не становились софистами? Разве Платон не у Сократа научился этой софистике? И разве не тому же учился Фидиппид у Аристофановского Сократа? Дело не в том, конечно, в каких целях используется это искусство или в каких целях Сократ обучал ему. Такого рода умения можно было использовать в своекорыстных целях во вред другим (и сам Сократ, по крайней мере, платоновский, при случае, как мы видели в «Апологии», воспользовался своим искусством своекорыстно), – и этого достаточно для того, чтобы Сократа с полной основательностью могли обвинять в развращении юношества, в обучении неправое дело превращать в правое.

Если диалектику понимать как строго научный метод исследования определённого вопроса, чуждый какой бы то ни было хитрости и использования слабых сторон собеседника, причём исследование ведётся в беседе только потому, что эта форма удобна как коллективное исследование и как метод обучения; если диалектика отличается этим от эристики, для которой характерны некоторые предвзятые точки зрения и намерения одного из собеседников, – то


Рекомендуем почитать
Власть предыстории

Проблема происхождения человека, общества, зарождения и становления древнейших социальных феноменов всегда оставалась и по сию пору остается одной из самых трудных и нерешенных в науке. Новизна книги И. Ачильдиева не только в остроте гипотезы, объясняющей, по мнению автора, многочисленные загадки процесса антропосоциогенеза с позиций современной науки. Некоторые положения книги носят спорный характер, но такая дискуссионность необходима для формирования современных представлений о закономерностях развития общества.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Марсель Дюшан и отказ трудиться

Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.


Наши современники – философы Древнего Китая

Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.