Сократ. Введение в косметику - [23]
В частности, и самопознания Сократ требует только потому, что оно полезно: самопознание есть определение своих сил и способностей к выполнению того, что человеку приходится делать, оно даёт человеку понимание того, в чём он нуждается, облегчая достижение желаемого, уклоняя от ошибок в поступках, и т. д. (Ксенофонт. Воспоминания. IV 2.24 и сл.). Также и у Платона мы находим этот смысл призыва Сократа к самопознанию: зная самого себя, «мы тотчас узнали бы, как позаботиться о себе самих; а не зная первого, нельзя знать и второго» (Алкивиад I 129 А; см. также Хармид). А так как сам Сократ постоянно указывал в качестве основной задачи всей своей деятельности побуждение каждого встречного к самопознанию, то понятно, что он вместе с другими софистами свою научную и практическую деятельность рассматривал и строил с точки зрения утилитарности (см. особенно конец первой и вторую речь в «Апологии» Платона).
Довольно признанным в литературе является утилитаризм Сократа в области этики и политики. Добро как полезное, зло как вредное, добродетель как делание полезного – со всем этим мы постоянно встречаемся и у Ксенофонта и у Платона: всё то, чем человек пользуется, есть благо в отношении к тому, к чему оно пригодно, и дурным, в отношении к чему оно непригодно (Воспоминания III 8); благо и полезное – одно и то же; полезное есть благо для того, для кого оно полезно (Воспоминания IV 6.9), – чем это отличается от положения: «человек есть мера всех вещей», поскольку мы рассматриваем его в приложении к морально-политической области?
Но у Сократа уже достаточно отчётлив переход от утилитаризма к гедонизму; его требование самопознания стоит в тесной связи с этим переходом. Сократ знает, что если человек есть мера ценности всех вещей, то в человеке этой мерой будет его самочувствие; он знает, что добро это приятное самочувствие, зло – неприятное самочувствие, что мера ценности всех вещей, мера добра и зла – приятность и неприятность, как бы ни назвать её – приятностью, радостью, веселием или как угодно иначе (Протагор 358 А); таким образом, и полезное становится полезным для получения радости. Сократ знает далее, что радость получается как результат удовлетворения имеющихся в нас потребностей, что нужда, потребность в чём-либо только и руководит всеми нашими поступками, что не нуждающийся ни в чём ничего не будет любить, ни к чему не будет стремиться (Лисид 215 АВ и 221 В). Итак, добродетель как делание доброго, хорошего, хорошее как полезное, полезное как пригодное для достижения радости, радость как результат удовлетворения потребностей – таков путь, который проделал Сократ от утилитаризма через гедонизм к требованию самопознания: познание своих потребностей и своих сил для их удовлетворения – вот орудие для сознательного стремления к благу. Но если так, – а Сократ несомненно думал так, – то какой чудовищной ошибкой представляется теперь уверенность всех тех писателей о Сократе, которые противопоставив Сократа софистам, освещали его как основателя объективной этики, как искателя абсолютного блага, в противовес субъективистическим тенденциям софистов с их релятивистическим, не выходящим за грани личности благом! Так не понять Сократа, этого тончайшего субъективиста в этике, наиболее отчётливо из всех софистов указавшего основательнейшую форму релятивистической этики – этику психологистическую!
4. Этический релятивизм Сократа Сократ – основатель психологистической этики
«Мудрость есть знание? Я думаю – … Человеку невозможно быть мудрым во всём? – Разумеется, нет. Следовательно, кто что знает, в том он и мудр? – Я думаю, что так. – Евтидем, не следует ли таким же образом рассмотреть и благо? Думаешь ли ты, что одно и то же полезно для всех? – Конечно, нет. – Стало быть, не находишь ли ты, что полезное для одного для другого может быть вредно? – Даже очень часто. – Но скажешь ли ты, что благо есть иное, чем полезное? – Нет. – Следовательно, полезное есть благо для того, для кого оно полезно? – Кажется, так» (из разговора Сократа с Евтидемом. Ксенофонт. Воспоминания. IV. 6 8–9). Едва ли нужны более веские доказательства полной непричастности Сократа к приписываемым ему исканиям абсолютного, объективного блага, – к приписываемым ему на почве досадного и ничем не оправдываемого смешения с действительными исканиями Сократа объективных, общезначимых, «абсолютных» определений этических понятий, в частности и особенности, понятий блага и добродетели. Насколько эти вещи – объективное благо и объективное определение понятия блага – чужды друг другу, – явствует из того, что определение ультра-субъективистического представления о благе как о состоянии удовлетворённости данного человека в данный момент может быть дано ничуть не в менее объективной, общезначимой форме, чем и определение блага, которое будет благом для всех существ; дело только в том, что первое определение будет иметь гораздо меньшее количество указаний на конкретное содержание блага, чем второе определение, исчерпывающее (в идеале) всю конкретную сущность блага. Но ведь у нас нет никаких фактических указаний на то, что Сократ якобы искал определений, исчерпывающих конкретное содержание определяемой вещи; больше того, у нас есть прямые указания на то, что
