среди ночи взошла над моим мирозданием,
отражаясь лицом от пречистых икон.
Опоила гремучим вином счастья-верности,
окропила слезой, как живою водой,
в обручальном кольце
заперла, словно в крепости,
от дурных черных глаз заслоняя собой.
Повела к себе в дом по сожженной Рязани, и
воссияла звезда вековая во лбу.
Берегиня моя, родовое сказание,
вздох заветной царевны в хрустальном гробу.
11 июля 1993
Твой силуэт в дверном проеме
и солнце, бьющее в глаза мне, —
последнее, что память помнит,
опомнившись в мешке из камня…
Он отпечатался, как чудо
в душе,
как на доске – апостол,
как свет, явившийся «оттуда»,
жизнь разделив на «до» и «после».
Я шел к тебе сквозь все запреты —
на голос за стальною клеткой,
навстречу явленному свету,
но видел только силуэт твой.
Ты, уводя меня от края,
во тьме промозглой полыхала.
Влюблялся каждый день в тебя я,
горела ты, но не сгорала…
Пятнадцать лет прошло бесследно,
грусть подступившая понятна…
Смотреть на солнце долго – вредно…
Ослепнешь.
Хоть и там есть пятна…
28 августа 2008
На душе соловьями отпели рассветы,
и поплыли закаты в глазах-небесах.
И твои поцелуи, как бабочки лета,
обреченно застыли на талых губах.
В волосах терпкий запах созревшей полыни,
пьяный запах измятой девичьей мечты.
Но сентябрь замерцал, и серебряный иней
проступил сквозь родные до боли черты.
Я ведь врать не умел никогда. И не буду.
Я любил, как бросал, и бросал – не одну…
Растранжирил полжизни – на счастье как будто…
В сердце призраки бродят, хоть вой на луну.
Пил, гулял, в драках часто бывал я некстати,
но не продал друзей, Русь в себе не сгубил.
И пускай мегатонны души я растратил,
для тебя еще больше в груди сохранил.
И я понял, что счастье – сидеть просто рядом
и полынью дышать твоих душных волос,
задыхаясь во тьме раскаленного взгляда,
отгоняя печаль накатившихся слез —
оттого что ты есть на планиде-планете
и не кончилось время на наших часах —
там, где, как соловьи, надорвались рассветы
и взорвались закаты в глазах-небесах…
2—3 сентября 2008
Мужик – охотник по натуре, —
неважно, брать или терять…
И только дуре,
бабе-дуре,
такого сроду не понять!
Сидят кружочком, точат лясы.
А я на их возню плевал,
я лихорадочно влюблялся
и так же страстно забывал.
Всем хочется тепла и крова,
но как же дышится —
пока
дурною кровью зачарован
и плотской близью свежака!
Душа горела шапкой-кражей,
рвалась из клетки – небо пить,
предсмертная терзала жажда —
безостановочно любить.
Под сердцем,
как под водкой-квасом,
я с каждым разом западал,
с размаху в губы целовался,
чтоб сдуру – с лету – наповал.
Чтоб сдуру —
с лету —
без осечки…
Но под «Сваровский» звон стекла,
затвором передернув плечи,
ты,
словно молодость, прошла.
Явилась ты, не запылилась,
была – как будто не была.
Душа взлетела и разбилась
и за тобою поползла.
Любимая, я, может, умер,
мне, как на небе, хорошо…
Мужик – охотник по натуре,
а баба, видимо, ружье…
7 сентября 2008
Всё бери за ночь любви с тобою,
но чтоб ночь – на вечные года!
Нежностью почти что роковою
я к тебе прикован навсегда.
– Не свободен я! —
и больше нету
в лексиконе у поэта слов…
За такую грешную монету
покупаю я твою любовь…
Как напьюсь отравы долгожданной
глаз твоих, мерцающих во мгле,
мой Пегас, отлягивая ржанье,
в небеса несется – на метле.
Отлетают в стороны подковы,
вырванные молниями гроз,
и сияют в бездне светом новым
на копытах шляпки рыжих звезд.
Вверх летит, как кошка выгнув спину,
весь в калач сгибается,
чтоб там,
резко распрямившись, как пружина,
бросить небеса к твоим ногам.
5 сентября 2008
Слишком долго я тебя не видел,
слишком много водки утекло,
слишком сильно я тебя обидел.
Снежной мглой глаза заволокло.
Пусть потом бессонница кричала,
я о стены бился головой, —
слишком громко вьюга бушевала,
и свистели черти за спиной.
Треснув —
небо – зеркалом разбитым,
обвалилось в бездну бытия,
град козлиным молотил копытом —
по прохожим, бедным, как и я…
Стало легче – вышла дурья накипь
и тоска… Теперь уж не до сна.
Выбесившись,
стихли вурдалаки.
Значит,
в сердце понесла весна.
Чувствую, так было не однажды…
Спала пена звонкой немоты.
В горле, в сердце – ком пустынной жажды.
Значит, там —
за дверью снова ты…
Словно ива с плачущей прической,
ты с ветрами в дом ко мне войдешь —
волосы не кошены расческой,
и глаза – летящие, как дождь.
А в глазах твоих такое!.. небо,
что другое —
плачет от тоски,
кто в глазах твоих ни разу не был —
даже не сопьется по-людски…
Ну, а губы – жадные, как волки…
Задыхаюсь… Разобью стекло.
Я тебя не видел слишком долго,
слишком много водки утекло.
16—17 сентября 2008
Любви не хочу,
Боже, дай мне покой,
а нету покоя, хотя бы – запой.
Любимое тело устал целовать,
я все ей отдал, больше нечего дать.
Хочу отключиться, молчать, не внимать,
в траву бы уйти или рыбою стать.
От войн, эпидемий, вестей и властей
в безумное море безликих людей
забрось и толпой окати, как волной, —
боюсь тет-а-тет оставаться с собой.
Душа тяжела – ненавидя, любя.
Один не могу,
убиваю себя.
Люблю! —
и за небо цепляюсь душой.
И в бездне тону,
и тяну за собой…
24—28 апреля 2009
