Соглядатай, или Красный таракан - [41]

А меня в тот день лишили талонов на баланду и хлеб. За то, что снова сломала все резцы и простояла без работы.

– Ну и что ты кому там, в России, потом докажешь? – спросила меня Ольга – Скажешь, что голодала? Ну и что? Ломала резцы? Но ведь снаряды всё равно сходили с конвейера…

Я молча отошла от неё. Господи, и в самом деле: кто мне поверит, что я отказывалась от бутербродов, которые мне протягивали сердобольные немцы? И так ли уж существенна помощь Родине от моего саботажа? Кому какое будет до меня дело, сдохну ли я тут от голода или меня убьёт осколок бомбы, сброшенной советским лётчиком – своим! Я была брошена своими там, на родине… Угнана в Германию… Мой ребёнок растёт сам по себе… Увижу ли дочь? Я стала доходягой – кожа да кости. И так хочется есть! Всё-таки надо жить. Может, завтра всё-таки стоит поработать без всяких поломок, чтобы получить эти разнесчастные талоны на питанье?

Так ничего определённого и не решив, я уснула. А утром, слышу, Сима громко рассказывает девчонкам:

– Шеф лагеря разрешил выходить замуж. Вот это новость! Да, девчонки? Сказал, что выделит семейным целый барак

– Нет, я только за своего парня выйду замуж, – ответила одна девушка.

Ей другая вторит:

– И я тоже дождусь конца войны! Вернётся мой Петро – поженимся!

– Да пока война кончится, мы старухами станем! – разозлилась Света Иванюта. – Вернёмся в свои колхозы, а молодые парни спросят нас: «Бабули, вы отколе пожаловали?» Так что, надо ловить момент. Может, и вправду кто-нибудь замуж позовёт…

– Тоже женихов нашла! Без кола, без двора, вечно за нами баланду доедают. Смотреть противно! – возразила Варя Колодий.

– А им на нас думаешь, не противно глядеть? – вскинулась Света. – Тощие, как щепки, забыли, когда причёску в последний раз делали, руки – черные, как у кочегаров, оборванные… Да мы не девки, а жуть ходячая!

Вступать в этот разговор мне не хотелось. Нашли, о чём спорить! И вообще, я шла, разбитая сознанием бессмысленности своего сопротивления врагу. (Если бы я был книжным редактором, то обязательно поправил бы эту фразу. Стилистически она звучит ужасно! Но я не редактор, я – внук, и знаю, что бабушка в жизни не любила говорить красиво и выспренне, но, однако, когда писала письма, то старалась выглядеть как-то значительней, что ли, или – вернее! – не чуждой, так сказать, изящному слогу. Она вообще любила романы Диккенса, Вальтера Скотта, Шарлотты Бронте с их немыслимо длинными описаниями, старомодной цветистостью речи, философичностью и всем тем, что нынешний поспешный читатель уже не переносит).

…Встаю к станку… Беру цилиндр… Всё решено! Как же я соскучилась по настоящему труду. Закладываю цилиндр, чуть придерживаю его левой рукой, а правой поворачиваю ручку-люфт от себя. Медленно выползает автоматический штырь, попадает в небольшое углубление на «хвостике» цилиндра и крепко зажимает его. Нажимаю на кнопку «Пуск» – и цилиндр тотчас завертелся, ему навстречу медленно пополз резец. Эх, Пауль, ты считал меня глупее немецкого пятилетнего ребёнка, бестолочью неразумной! А знаешь, как я работала у себя на фабрике? Тах-тах-тах! Каждая лишняя пара обуви – это лишняя пуля по врагу. Если бы эти снаряды, которые мы тут делаем, сыпались на ваши проклятые головы, знаешь, как бы я старалась!

Ровная стружка металла идёт вверх, курчавится, сворачивается в сизую спираль… Но нет! Ты, подлый цилиндр, не выйдешь из цеха! Ожесточённо дёргаю ручку-люфт на себя. Цилиндр, соскочив с правого штыря, бешено вертится, подпрыгивает в воздухе, колотит по острию резца. Быстрым поворотом рычага снова пускаю автомат в ход, и штырь крепления медленно подходит к прыгающему цилиндру. Выщербленный резец скользит по поверхности металла… Внешне всё нормально, на самом деле – брак! Ну что ж, теперь можно «работать»…

– Сколько сделала, Мария? – спросил меня в конце смены мастер.

– Семьдесят одну штуку…

– Гут! Тебе положен талон на хлеб-добавку!

Мастер подал мне талоны и ласково улыбнулся:

– Хорошо работаешь!

Но когда контролёр проверил мои цилиндры, мастер прибежал как ошпаренный кипятком:

– У тебя испорченный резец! Понимаешь? Сталь капут? Ду арбайтен? Ни гут, Мария, ни гут!

– Ой, увлеклась, заработалась! И не заметила этого! – я разыграла полную растерянность, и мастер поверил мне:

– Сними поломанный резец и замени его на другой.

На обратном пути из инструментального цеха я встретила Васю. Никак не ожидала его увидеть в Германии! Он работал на обувной фабрике, жил в нашем общежитии, дружил с одной девушкой из моей комнаты.

– Вася! Здравствуй!

Парень, однако, мне не обрадовался. Чувствую, что он мне вовсе не рад. Ему не хотелось встречаться со своими прежними знакомыми в такой ситуации: немецкий завод, военные заказы, работа против своих. Когда кончится война, то за это придётся отвечать…

Будто не заметив его замешательства, я перевела взгляд на его забинтованную ступню:

– Что с ногой, Вася?

– Уронил цилиндр, – понуро ответил он и отвёл глаза в сторону.

– И всё равно на работу гонят?

– Как видишь, – сказал Вася. – Уже, считай, месяц так хожу… Зато у станка не стою. Меня заставили вести учёт…

– А чем ногу лечишь?