Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше - [6]

Сгинувший отец, чей уход оставил в моей жизни бездонную пустоту. Огромный интерес к чтению. Немного ранее половое созревание. А главное – острая потребность в том, чтобы на меня обращали внимание.

Итак, все необходимые условия созданы.

II. Добыча

Согласие:Моральный аспект. Добровольно принятое решение, означающее всеобъемлющую готовность принять или совершить что-либо.

Юридический аспект. Разрешение на вступление в брак, выданное несовершеннолетнему лицу родителями или опекуном.

Тезаурус французского языка

Однажды вечером мама затащила меня на ужин, куда были приглашены несколько представителей литературного мира. Поначалу я наотрез отказалась идти. Общество ее друзей тяготило меня не меньше, чем компания моих одноклассников, которых я все чаще и чаще избегала. В свои тринадцать лет я стала абсолютным мизантропом. Она настаивала, злилась, использовала эмоциональный шантаж, говорила, что мне пора уже перестать прозябать в одиночестве с книгами, и вообще, что такого мне сделали ее друзья, что я не желаю их больше видеть? Наконец я сдалась.

Он сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Представительный. Привлекательный мужчина неопределенного возраста с абсолютно лысой, но очень ухоженной головой, что придавало ему начальственный вид. Он украдкой следил за каждым моим движением и, когда я осмелилась повернуться к нему, одарил меня улыбкой, которую я тотчас же приняла за отеческую, ибо это была улыбка мужчины, а отца у меня больше не было. Этот писатель, о чем я быстро догадалась, при помощи удачных реплик и всегда к месту упомянутых цитат умел очаровать публику и знал как свои пять пальцев все тонкости званых ужинов. Стоило ему открыть рот, как отовсюду раздавался смех, но свой взгляд, веселый и интригующий, он задерживал только на мне. Ни один мужчина еще никогда так не смотрел на меня.

Я мимоходом услышала его имя, чье славянское звучание тут же разожгло мое любопытство. Это не более чем совпадение, но фамилией и четвертью моих кровей я обязана Богемии, родине Кафки, чью повесть «Превращение» только что с упоением дочитала. А романы Достоевского в тот период своей юности я считала недосягаемой вершиной литературного творчества. Русское отчество, сухопарое телосложение буддийского монаха, нереально голубые глаза – большего и не требовалось, чтобы завладеть моим вниманием.

На таких застольях, куда бывала приглашена моя мать, я обычно дремала, полулежа в соседней комнате, убаюканная гулом голосов, доносившимся до моего рассеянного, хотя в обычной жизни очень острого слуха. В этот вечер я захватила с собой книгу и после основного блюда скрылась в небольшой гостиной, выходящей в столовую, где уже подавали сыр (бесконечная череда блюд, сменявших друг друга, с не менее бесконечным количеством интервалов). Там, склонившись над страницами книги и будучи не в силах разобрать текст и сосредоточиться, я каждую секунду ощущала скользивший по моей щеке взгляд Г., сидевшего в другом конце комнаты. Звук его сипловатого голоса, ни мужского, ни женского, пронизывал меня словно чары, как колдовство. Казалось, каждое изменение интонации, каждое слово было обращено ко мне. Неужели я одна это замечала?

Сила воздействия этого мужчины была совершенно неземной.

Настало время уходить. Миг, о котором я боялась даже мечтать, смущение, когда впервые в жизни чувствуешь себя желанной, – все это должно было скоро закончиться. Через несколько минут мы попрощаемся, и я больше никогда о нем не услышу. Но, надевая пальто, я заметила, как мама заигрывает с обворожительным Г., и казалось, он тоже поддерживает эту игру. Я была поражена. Ну конечно, как я могла вообразить, что такой мужчина может заинтересоваться мной, обычным подростком, страшным как жаба? Г. и мама перебросились еще парой слов, она смеялась, польщенная его вниманием, и внезапно обратилась ко мне:

– Пойдем, дорогая, сначала проводим Мишеля, потом Г., он живет недалеко от нас, и после вернемся домой.

В машине Г. сел рядом со мной на заднее сиденье. Между нами возникло притяжение. Его рука рядом с моей, взгляд, устремленный на меня, и эта плотоядная улыбка идеального хищника. Любые слова излишни.

Книгой, которую я принесла и читала в этот вечер в гостиной, была «Евгения Гранде» Бальзака. Ее название, хоть я долго и не могла уловить эту игру слов, стало заголовком к той человеческой комедии, в которой я вот-вот должна была принять участие: «Инженю повзрослела»[3].

* * *

Всю следующую за нашей первой встречей неделю я провела в книжном магазине. Купила книгу Г., при этом была сильно удивлена тому, что продавец отсоветовал мне покупать ту, которую я выхватила наугад с полки, и порекомендовал другое издание того же автора. «Эта вам больше подойдет», – загадочно произнес он. Черно-белая фотография Г. красовалась в длинной веренице таких же портретов выдающихся писателей того времени, тянувшейся вдоль стен комнаты. Я открыла книгу на первой странице, и, какое невероятное совпадение (еще одно): первая же фраза – ни вторая, ни третья, но самая первая, инициирующая текст, пресловутая первая строка, над которой бьются поколения писателей, – начиналась с полной даты моего рождения, день, месяц, год: «В тот четверг 16 марта 1972 года стрелки часов Люксембургского вокзала показали полчаса пополудни…» Если это не знак, то что? В одинаковой степени взволнованная и потрясенная, я вышла из магазина с бесценным томиком под мышкой, прижимая его к сердцу, словно подарок судьбы.