Согдиана - [7]

Дракил поднял указательный палец. Воины глядели на его руку широко открытыми глазами, словно перед ними священнодействовал прорицатель. Феаген сказал ядовито:

— Филипп, царь македонцев, считал отцом Александра себя. Неужели он ошибался? Неужели нашего высокомудрого повелителя зачал один из таких молодцов, как ты?

Купец схватился за голову. Новобранцы оцепенели от ужаса. Дракил заорал:

— О нечестивец! На тебя сейчас небо опрокинется! Да, Филипп ошибался. — Дракил понизил голос. — Но… говорят, будто Александра зачал сам Зевс-громовержец!..

Дракил откинулся назад и обвел всех торжествующим взглядом. Изумленные воины не проронили ни звука. Феаген покачал головой и пробормотал:

— Что-то не верится. Это обычная уловка блудливых жен — переспят с кем-нибудь из соседнего двора, а потом сваливают на богов.

— О глупец! — воскликнул Дракил. — Что ты понимаешь! Разве Леда, супруга Тиндара, не родила своего сына Полидевка от Зевса, который явился к ней в лебедином образе? Разве не от Зевса и смертной женщины Семелы произошел Дионис?

— А Геракл? — несмело вмешался в спор беотиец Лаэрт. — Он тоже родился от Зевса и обыкновенной женщины Алкмены.

— Да! — подхватил купец, ободренный поддержкой. — И разве не сделал громовержец своей возлюбленной сестру Кадма, финикийскую царевну Европу, когда похитил ее под видом быка?

— Ну и бабник же был наш батюшка Зевс, — пробормотал Феаген.

— А Даная из Аргоса? — продолжал купец, не расслышав кощунственных слов командира. — Антиопа из Беотии? Она принадлежала к твоей общине, Лаэрт. Так ведь, а?

— Да… кажется, — неуверенно ответил беотиец. Он уже сожалел, что затеял этот опасный разговор.

— Если так, то почему Зевсу не побыть и с Олимпиадой? — напирал на Феагена купец. — Как ты ни возражай, Александр все равно сын бога. Не говорят ли об этом его дела, убей меня гром? Уже в детстве он прославился как человек, смелый до безрассудства. Раз к Филиппу привели коня по кличке Букефал. Коня испытывали за городской стеной. Никто не мог с ним справиться. Самых лучших наездников сбрасывал Букефал. Рассердился Филипп и велел увести его прочь. Ну Александр и сказал тогда: "Какого — слышите? — великолепного коня теряют из-за того, что в седле не умеют сидеть". Филипп еще больше рассердился: "Не высмеивай старших за то, чего сам не можешь сделать!" "Разреши, и я его укрощу", — отвечает Александр. Тут хохот поднялся кругом: все думают, что сыну царя пошутить захотелось. "Попробуй", — сказал Филипп. Александр подбегает к Букефалу, хватает коня под уздцы и поворачивает головой против солнца, — он заметил, что скакун пугается собственной тени. Молодец наш погладил коня, успокоил, и вдруг прыжок! — и он уже на спине Букефала. Конь — на дыбы, но Александр удержался. Тогда Букефал рванулся с места и стрелой умчался прочь. Что тут стало! Филипп плачет, Олимпиада плачет, все плачут — пропал наследник, живым его не видеть… И что вы думаете, убей меня гром? Вечером Александр возвращается целехонек верхом на коне, и Букефал — овечки смирней! Сын какого смертного способен на такой поступок? Нет сомнения, Александра охраняет рука божества.

— При чем тут божество? — проворчал Феаген. — Говорят, у них там, в Македонии, много коней. Не диво, что любой македонец ловко сидит в седле. Александр же оказался лучшим из всех потому, что привык к самым резвым коням. Не на кляче же обучался сын царя верховой езде?

— А его ум? — возразил купец. — Он мудрей Сократа! Для него нет тайн, — все, что вокруг, ему понятно, все, что было, есть и будет, известно. Говорят, он помнит наизусть всю «Илиаду» слепца Гомера! Кто из детей простых смертных на это способен?

— Еще бы! Ведь его учил сам Аристотель. Если бы ко мне приставили такого воспитателя, я был бы не глупей Александра.

— Не болтай! — оборвал Феаген купец. — Ты не забыл, друг Лаэрт, битву при Херонеа? Она ведь произошла на земле беотийцев?

— Не забыл.

— Знаете, как отличился тогда Александр, убей меня гром? Ему и двадцати тогда не стукнуло. Он первым начал бой и поколотил священный отряд фиванцев. Разве не божество управляло рукой Александра?

— Чего ты заладил: "Божество, божество"?! — рассердился Феаген. Каждый ребенок поймет, почему Александр лез на пики, точно пьяный фракиец. Он славы хотел! Македонцы ночей не спали, думали все, как Элладу захватить. При дворе Филиппа только и говорили, что про битвы да походы! Ну, Александр и наслушался этих разговоров, о славе стал мечтать. Честолюбивый человек. Завидовал победам отца, губы кусал, ругался, боялся, что на его долю ничего не останется. Я не так уж туп, как тебе кажется, тоже кое-что увидел и услышал за эти три года. Кстати, не ори так и не брызгай мне слюной прямо в лицо, — гром тебя, может быть, и не убьет, но я-то непременно хвачу кулаком по лысине. Забыл, дуралей, что я тебе командир?

Дракил живо присмирел. Феаген с ожесточением сплюнул в огонь.

— Разбойник твой Александр, а не сын бога, — добавил он зло. Ограбил нас, теперь грабит персов. А потом кого? И к тому же, он пьянчуга, болтун и хвастун, падкий на лесть.

— Хм… — Дракил хитро прищурил глаз и ухмыльнулся. Вот тебе и молчаливый Феаген! Не наговорил ли командир много лишнего, а? Даже юнцы об этом догадались, — ого, как вытаращили они свои красивые, но глупые глаза! И вздумай Дракил передать кое-кому слова земляка… Толстяк воспрянул духом. Он почувствовал свое превосходство и нагло расхохотался.