Согдиана - [9]

За повелителем следовали телохранители и полководцы в глухих панцирях поверх серых хитонов и в бронзовых шлемах с гребнем или хвостом. У всех на боку широкие мечи. Волосатые ноги оплетены ремнями сандалий. В мускулистых руках, обнаженных до локтей, тяжелые круглые щиты.

Царь и свита остановились на куполообразном рыжем холме; перед ними расстилалась желтая равнина с редкими пятнами кипарисовых рощ, разбросанных по пустым полям. Хлеб селяне убрали уже давно, еще в середине лета. Далеко, почти возле Верхнего Заба, сквозь дым вражеских костров, сонно колеблющийся и медленно уходящий кверху, виднелось нагромождение плоских крыш и квадратных башен. Ближе, между белыми треугольниками шатров, копошились тысячи людей. То были воины персидского царя Дария Кодомана.

— Выстраиваются, — хрипло сказал Александру суховатый белобрысый старик. Он держался уверенно, каждым жестом подчеркивая свое достоинство. — Ударим сейчас, пока не поздно.

Казалось, Александр не слышал этих слов. Он молча глядел на юго-восток, где стояли персы, и о чем-то думал.

— Ну?! — воскликнул царь нетерпеливо.

Царь качнул головой.

— Нет, Парменион.

Старик нахмурился.

— Когда же?

— Когда? — Александр почесал кончик своего красивого носа. — Утром. Пусть люди отдохнут.

— Но ведь они бездельничают уже четыре дня! — загорячился Парменион. — Сколько им еще отдыхать?

— Пусть бездельничают еще одну ночь, — лениво сказал царь. — Отдых всегда полезен человеку.

— Но персы успеют выстроиться до утра! — все больше распалялся Парменион.

— Не беда…

Александр зевнул; он точно хотел показать, что и в обол[4] не ставит Пармениона со всей его высокой мудростью.

— Не беда? — Старик насмешливо вскинул кисточки белых бровей. — А не вспомнить ли нам слова твоего любимца Ксенофонта? "Лови для нападения на врага такое время, когда он случится в беспорядке, а твое войско будет устроено к бою; когда он будет без оружия, а ты с оружием в руках… когда ты видишь его, а сам остаешься скрытым; когда он на дурном месте, а ты занимаешь выгодное". Или ты забыл советы старших?

— Нет, — вяло ответил Александр.

— Так чего же ты ждешь? Враги еще не выстроились. Они в беспорядке, а наша конница готова к бою. Мы видим неприятеля, сами же скрыты за этой грядой холмов. Персы внизу, мы наверху. Почему нам не ударить?

Александр досадливо поморщился.

— Ты не ослеп, старец? Ночь на носу.

Парменион смешался (о, змей Тифон бы тебя побрал!), но быстро нашелся:

— Ну и что же? Пусть ночь. Иного выхода нет. Если мы не нападем на персов, они нападут на нас.

Царь повернул голову, и в его суровых глазах Парменион увидел презрение.

— Не нападут, — мрачно проговорил царь.

— Почему?

— Почему? — загремел Александр. К его лицу разом прихлынула кровь, и оно стало вовсе багровым, как у бражника. — Потому что они боятся нас! И страхом мы доймем их. Прикажи отряду легкой конницы всю ночь разъезжать по равнине с факелами. Пращники же пусть понемногу камни бросают. Сменяй тех и других чаще, чтобы люди успели поспать. Дозорам не дремать, — голову сниму! Чтобы и мышь не проскочила в лагерь. Лазутчиков, разведчиков и разных шатающихся азиатов убивать на месте. Ты понял меня?

— Для чего вся эта затея? — уставился на царя старый полководец. Изумленный Александр косо поглядел на Пармениона:

— О боже! Чтобы персы всю ночь ждали внезапного нападения и всю ночь простояли в строю.

Он повернулся и быстро направился по склону холма вниз к лагерю. Гетайры — "товарищи царя" — еле поспевали за повелителем. Филота, сын Пармениона, косматый, похожий на медведя великан, остался подле отца. Старик размышлял: "Чтобы персы всю ночь ждали внезапного нападения и всю ночь простояли в строю…" Афина-Паллада! Как не додумался до этой мысли он, Парменион, друг царя Филиппа, известный воитель? Да, персы боятся Александра и не нападут на него первыми, да еще в ночной темноте. Готовясь отразить неожиданный удар, они до зари простоят в строю, истомятся без сна, измотаются от бесконечных ложных тревог, устанут, точно волы на пахоте, и утром, когда у них начнут подкашиваться ноги, свежее, отдохнувшее войско Александра грянет на варваров сверху и смешает их с прахом равнины… Просто и велико!

Так случается не первый раз. При Гранике старик настойчиво уговаривал Александра отложить бой, — враг занимал возвышенность, тогда как македонцы держались внизу, перед болотом, и Парменион боялся увязнуть в трясине. Но царь его не послушался. "Неужели, — сказал сын Филиппа, — так легко перейдя через Геллеспонт, я остановлюсь перед этой жалкой речонкой?" Он бросился вперед и разгромил неприятеля.

После того, как пал Тир, город финикийцев, подчинявшихся персам, Дарий предложил сыну Филиппа дружбу, все владения на запад от Евфрата до Эгейского моря, десять тысяч талантов[5] выкупа за семью, попавшую в плен к македонцам под Иссой, и руку одной из своих дочерей. "Будь я Александр, — сказал тогда Парменион, — я принял бы эти условия". "Да, — ответил проклятый юнец, — будь я Парменионом, я тоже согласился бы на то, что предлагает мне персидский царь. Но так как я Александр, условия, поставленные Дарием, меня не удовлетворяют. Зачем мне половина государства, если я могу захватить его целиком? Зачем мне его деньги, если их у меня и так много? А жениться на одной или сразу на обеих дочерях Дария я могу и без его разрешения, — ведь они у меня в обозе…"