Софья Перовская - [5]

Ковальская вместе с Перовской и несколькими ее подругами начала заниматься политэкономией. По ее рассказам, Перовская относилась к занятиям очень серьезно. «Вдумчиво останавливаясь на каждой мысли, она развивала ее, возражая то Миллю, то Чернышевскому. Видно было, что умственная работа сама по себе не только как средство для чего-то дальнейшего захватывала ее и доставляла наслаждение».

И так каждый день: курсы или собрания на частных квартирах, лекции и практические занятия, политэкономия и геометрия, горячие споры о прогрессе и праве женщин… Жизнь, полная напряженного труда, размышлений, исканий правильного пути.

Однажды Перовская зашла в Вульфовскую коммуну. Это была одна из первых студенческих коммун — в Петербурге на Вульфовой улице. В ней жили студенты Медико-хирургической академии, в том числе будущие чайковцы М. А. Натансон, А. И. Сердюков и другие. Случилось так, что именно в этот день полиция устроила в коммуне засаду: всех приходивших впускали, но никого не выпускали обратно. Молодежь, попавшая в засаду, была в приподнятом настроении; пели и шумно спорили, угощались чаем и обедом из конины. Так незаметно время прошло до вечера, когда все были выпущены. Для молоденькой курсистки Перовской все было ново и интересно…

В конце ноября 1870 года она пришла на очередной урок геометрии сильно взволнованная и рассказала подругам, что отец приказал ей порвать все отношения с «нигилистками», в противном случае грозил запереть дома и не пускать на курсы. Мириться с этим посягательством на свою самостоятельность Софья Львовна не могла. Она уходит из дома родителей и долго скрывается: отец разыскивал ее с полицией. Больше, чем через два месяца Перовский, боявшийся широкой огласки и скандала, понял, что ему не сломить характер дочери, находившейся уже во власти каких-то чуждых и непонятных ему идеалов. Он выдал ей паспорт…

Решительный шаг Софьи Перовской — разрыв с отцом — был подготовлен всей предшествующей жизнью девушки. В ее биографии началась новая полоса.

Средь мира дольного

Для сердца вольного

Есть два пути.

Взвесь силу гордую,

Взвесь волю твердую —

Каким идти? —

писал в те годы великий Некрасов. Софья Львовна Перовская могла бы пойти проторенными путями отцов и дедов. Аристократическое происхождение, положение отца, а также ум и яркий характер обеспечили бы ей счастливое и спокойное будущее: муж, дети, выезды в свет, заграничные путешествия…

Одна просторная

Дорога — торная…

На вид блестящая

Там жизнь мертвящая

К добру глуха.

Но Софья Львовна не пошла таким путем. Она порвала со своим прошлым, отказалась от имени, положения в свете, богатства, от связанных с ними привилегий, от внешнего блеска и связала свою жизнь с русской свободой.

За обойденного,

За угнетенного,

Стань в их ряды.

Иди к униженным,

Иди к обиженным,

Там нужен ты.

Софья Львовна была одной из многих, — достаточно вспомнить хотя бы ее подруг по Аларчинским курсам: Корнилова воспитывалась в семье богатого купца, Прибылева была дочерью крупного инженера, отец Лешерн — родовитый дворянин, генерал, — но Перовской суждено было сыграть выдающуюся роль в русском революционном движении.

Глава II В НАРОД

«Ваше величество, если Вы встретите на улице молодого человека с умным и открытым лицом, знайте — это ваш враг».

Из письма П. Лаврова Александру II.

Начало 70-х годов было временем огромной ломки, глубочайших изменений в русской истории. Немного более десяти лет прошло с тех пор, как самодержец Александр II, испуганный нарастающим народным движением и активностью революционеров, заявил предводителям московского дворянства, что будет гораздо лучше, если освобождение крестьян произойдет «свыше, нежели снизу». Пало крепостное право, совершился исторический поворот от России феодальной к России капиталистической. Проект «великой реформы» 1861 года вырабатывался в тайне от народа, в глубине различных комиссий и комитетов. В результате стараний «освободителей» крестьяне вышли «на свободу» ободранные до нищеты, из рабства у помещиков попали в кабалу к тем же помещикам и их ставленникам. «Ни в одной стране в мире, — писал В. И. Ленин, — крестьянство не переживало и после „освобождения“ такого разорения, такой нищеты, таких унижений и такого надругательства, как в России»[1]. Недаром поэт-демократ Некрасов через несколько лет после «воли» сделал заголовком своей поэмы горестный вопрос: кому на Руси жить хорошо? Народ тяжко страдал от старых и новых хозяев. Способная на отдельные стихийные бунты, темная, забитая, полная предрассудков и суеверий крестьянская масса не могла изменить существующий строй. Сила народа еще не проявилась с полной мощью. Помочь народу в его великой борьбе, облегчить его страдания — вот о чем думала тогда мыслящая революционная Россия, Россия Чернышевского и Герцена, Добролюбова и Писарева, Некрасова и Щедрина.

Главными представителями революционной России 60–70-х годов были революционеры-разночинцы. Невелика была еще их связь с народом, однако они поняли его страдания и нашли в себе силы подняться на сознательную борьбу с Россией Романовых и Валуевых, Катковых и Шуваловых. Это революционные разночинцы назвали столь воспетую либералами крестьянскую реформу «мерзостью», «новым крепостным правом», это они были «доброжелателями», славшими поклон барским крестьянам, призывая Русь к топору. Это они несли в своем сердце