Софья Бессонова - [4]

— Ишь ты, какой бойкий, — говорил парень, догнав его и стараясь вручить ему рубль обратно.

— Это ты пошто забыл-то-о?

— Да я не забыл, — отвечал Андрей Александрович сконфуженно, — я это вот ей отдал…

— Нет уж, барин, видим мы, добрый вы человек, точно, а только возьмите, возьмите — нам не надо! — настаивала в свою очередь женщина, поднимаясь вслед за мужем.

— Вы это за перевоз, может? Не маловато ли, барин, будет! У нас к этому не приучено. Мы ведь не перевозчики, по спопутности только тебя перевезли — даром, значит… — толковал парень, грациозно потряхивая кудрями.

— Да я это не за перевоз совсем, не тебе, — оправдывался Аргунов. — Это вот ее мальчику на игрушку я подарил…

— А вы, барин, барин… выдумали: на игрушку! — сказала женщина, ласково покачав головой. — Бранить-то вас, знать, некому — хозяйки нет… Возьмем уж либо, Ваня, вишь, аж сам же и обижается, добрая этакая душа, — обратилась она с улыбкой к мужу.

— Что с тобой станешь делать! — заметил тот Аргунову, еще раз молодцевато тряхнув кудрями. — Возьмем уж, может, когда заслужим.

— Ты ужо заходи-ко к нам, как назад-то пойдешь, яичек всмятку покушать. Ну, благодарим тебя покорно! Заходи, слышь… — заключил он, слегка приподняв шапку.

— Ладно, спасибо, зайду…

— Беспременно-таки заходите, — прибавила от себя женщина, лукаво улыбаясь какой-то нечаянной мысли, мелькнувшей у ной в голове и осветившей все ее алое личико. — Не пожалеете.

— Мы (не разб.) числимся, — пояснил парень свой (не разб.).

— Хорошо, хорошо…

И Андрей Александрович, тоже почему-то раскрасневшийся, поспешил распроститься со своими импровизированными знакомыми, приветливо пожав им руки обоим.

Перебирая в уме маленькие подробности своей веселой переправы, он так задумался, что даже не заметил, как прошел домики и вдруг очутился в полном смысле слова, по его же собственному выражению, «в объятиях природы». Нежно раздражительный запах цветов, трав и деревьев, разом обдав его обоняние, пробежал легкой живительной дрожью но членам, так что он остановился и осмотрелся. Местность была великолепная. Налево, возле самой тропинки, по которой он шел, ярко зеленела, тянулась гора, направо — небольшая речка кокетливо пробивалась между тальников и подергивалась время от времени мелкой рябью, чуть слышно шумела, словно шептала свои проказливые речи заходившему солнцу, которое в свой черед вместо (не разб.) на сон грядущий нябросило на нее нежный и прозрачно-пурпурный оттенок.

— Отчего это вдруг так запахло цветами? — подумал Аргунов, ложась на траву. Но в ту самую минуту ветер порывисто дунул ему прямо в лицо, снова и еще с большей силой, обдав его тем же нежно-раздражительным запахом, — так что недоумение Андрея Александровича разрешилось само собою. Он внимательно оглядел небо. С востока, нахмурившись, тянулась синеватая туча, обещавшая еще поутру, по крайней мере, дождь к ночи.

— Ничего! Еще поспею до дождя! — подумал Аргунов и до самых сумерек неподвижно просидел на одном месте, крепко над чем-то задумавшись. Мало-помалу эта задумчивость перешла у него сначала в легкую дремоту, потом он на склоне дня крепко заснул, вероятно, потому, что дурно провел прошедшую ночь. Несколько крупных холодных капель, упавших ему на лицо, разбудили его. Спросонья он, однако ж, не вдруг припомнил, где он; да и нелегко было сразу припомнить: ночь наступила такая темная, хоть, как говорится, глаз выколи. «Надо поторопиться!» — сообразил, наконец, Андрей Александрович, быстро соскакивая с травы и почти ощупью отыскивая тропинку. Да, действительно, поторопиться не мешало. Дождь начинал уже накрапывать и мог разыграться уже не на шутку. Добравшись с грехом пополам до первой избы, Андрей Александрович, к величайшему своему ужасу и изумлению, был встречен здесь непрерывным лаем собак, которые только что не цапали его за брюки, хотя но всему заметно и имели этот злой умысел. Он едва-едва отбился от них какой-то палкой, как нельзя вовремя попавшейся ему под ноги. Через две избы эта неприятная история повторилась с приличными вариациями, и потом, дальше, повторялась еще раз, так что мы положительно можем сказать, что Андрей Александрович, добравшись до перевоза, если и не перекрестился обеими руками, то, во всяком случае, с полнейшим наслаждением перевел дух.

Но на перевозе ожидал Андрея Александровича, как вы думаете, кто? — новый сюрприз; видно, уж такой день для него выпал: ни лодок, ни перевозчика не оказалось. Он крикнул на ту сторону, подождал — ответа не последовало; он еще раз крикнул сильнее — то же (самое).

Неудобно было думать, что перевозчики либо спали на той стороне, или за ветром не расслышали его голоса. Аргунов сделал усилие и закричал во все горло, продолжая потом через каждые полминуты повторять свое отчаянное воззвание. Но и оно оказалось без малейшего успеха. А тут еще, как нарочно, дождь полил как из ведра и с реки подул такой выразительно-зловещий ветер, что Андрею Александровичу, как человеку мнительному, ясно должно было послышаться в нем дантовское (не разб.). Нечего делать, приходилось вспомнить Русановых, которые незадолго перед этим вышли было у него из головы при первом собачьем (лае). Аргунов воротился, подумав весьма основательно, что в такой дождь собаки не появятся снова.