Социологический роман - [4]

Когда объявили перерыв для тайного голосования, Ирочка и ученый секретарь проводили ее в напоминавший небольшой конференцзал кабинет зам. директора, где накрытые письменные столы с красивыми бутербродами, конфетами, пирожными и шампанским, как расставленные точки над "i", свидетельствовали об абсолютной ясности результата. Все это вместе с накопившимся за день вызвало неудержимые рыдания, как только Ирина с ученым секретарем вышли из комнаты. Вдруг она словно снова услышала слова автобусной толстухи об интердевках, и она показалась сама себе противной. К счастью, кабинет зам. директора был снабжен маленькой туалетной комнаткой, где она могла укрыться. Взяв себя в руки, она, остановив рыдания, быстро ополоснула лицо холодной и горячей водой, подвела синим карандашом веки, подкрасила черной тушью ресницы и вернулась в зал, где уже все ожидали зачитывания результатов тайного голосования ученого совета. Как только был зачитан никого не удививший результат, все тут же ринулись к виновнице торжества с поздравлениями и добрыми пожеланиями дальнейших успехов. Натянутые струны нервов снова расслабились, и слезы покатились по щекам. Сейчас она не хотела прятать эти слезы, которые явились спасительным освобождением от необходимости что-то говорить в ответ и, влекомая Ириной, вместе со всеми Инга Сергеевна направилась в кабинет зам. директора к накрытым столам, где постоянный тамада институтских банкетов Саша Беспелов вступал в свою роль. Тепло, от имени всех коллег, поздравив соискательницу с единогласным результатом голосования, он предложил ей бокал шампанского и произнес тост во славу философии и женщинфилософов, на которых, как он подчеркнул, лежит великая миссия -- способствовать внедрению идей гуманизма в повседневную жизнь. Все дружно захлопали, зазвенели бокалы, и, как только Инга Сергеевна поднесла бокал к губам, она увидела у стены Анюту, которая с восторгом смотрела на мать, не смея подойти к ней. Инга Сергеевна быстро поставила недопитый бокал на стол и, не сказав ни слова, подошла к дочери. -- Мамочка, как ты себя чувствуешь? -- спрашивала Анюта на ходу. Но мать, не слушая ее, подвела дочь к толпившейся у столов публике и представила ее. Праздник с фейерверком прекрасных слов, оценок, комплиментов и пожеланий продолжался еще примерно час, после чего она с дочерью, "обремененные" цветами, веселые и усталые направились к выходу. У выхода из института Инга Сергеевна сразу заметила силуэт молодого человека, который несколько часов назад назвал ее одновременно и "девушкой" и "тетей". Теперь, смущаясь, он молча преподнес ей букет бордовых гладиолусов. Она нежно поматерински поцеловала его в щеку и рванулась к деликатно отошедшей в сторону Анюте.

x x x

На улице опять стояла прекрасная погода. Приближался вечер, и солнечный закат придавал вымытым тротуарам и влажной листве особое изысканное очарование. Мать и дочь помчались в метро, чтоб успеть на ближайшую электричку. Вскоре они устроились у окна нечистого, наполненного усталыми, одетыми в некрасивые рабочие одежды людьми, многие из которых смотрели в никуда, отупленные алкоголем. Инга Сергеевна и Анюта тесно прижались друг к другу, словно пытаясь создать невидимое ограждение от сидящих напротив пахнувших алкогольным перегаром мужчин. Чтоб отвлечья от окружающей атмосферы, дочь стала весело и красочно рассказывать матери о том, сколько добрых слов о ней, о ее работе она слышала в кулуарах. -- Кстати, мамуля, -сказала Анюта шутливо, -- многие интересовались твоим возрастом. Да, да. Один даже воскликнул: "Такая юная, когда это она успела?!". -- Да, все хорошо, -- сказала протяжно Инга Сергеевна, -- только жаль, что не было дискуссии. Я ожидала, что мой доклад произведет впечатление, взбудоражит слушателей, ведь в зале было много народу, и конечно же далеко не все знакомы с моими публикациями. Кроме того, так остро и концентрированно я никогда еще свои мысли не выражала. Ведь, когда пишешь диссертацию, особенно автореферат, в которых необходимо выявить самое существенное из того, над чем работал многие годы, объективно приходишь к какому-то новому качеству понимания проблемы, новому уровню обобщений. И сейчас, когда каждый из нас, гуманитариев, начинает дышать воздухом свободы... -- Мамочка, -- перебила дочь, -- так они же тебя щадили. Кто-то сказал, что ты с температурой.

-- Как?! -- вся встрепенувшись, воскликнула Инга Сергеевна -- я здорова, как никогда... Но тут в памяти пронесся весь кошмар с этой страшной теткой в автобусе, с этим ливнем, с вынужденной ложью Ирине, чтобы снять лишние вопросы. "Как все взаимосвязано в нашей жизни, -- подумала Инга Сергеевна, -- видимые и невидимые нити отношений, ситуаций, переплетаясь, определяют все стороны ее, иногда только кажущиеся неожиданными и случайными. Но что мы знаем о них? Моя диссертация, которую я сегодня защитила, -- итог моих тридцатилетних исследований проблем человека. Но столько ли и так ли я знаю, чтоб как-то оградить человека от зла, ненависти, зависти. Так ли и столько ли я знаю о человеке, чтоб помочь ему быть нравственно и физически здоровым?". Она в мгновенье мысленно пробежала по тремстам страницам своей диссертации. Хорошо, что сейчас, в перестройку, можно было уже выбросить огромное количество страниц этих "перлов" "о всестороннем развитии личности советского человека". А сколько времени я потратила на написание этой макулатуры, сколько страниц посвящено "анализу" марксистского определения социальной сущности человека, критике современной буржуазной философии, "неспособной разрешить проблему соотношения социального и биологического в человеке?! Так, может, эта тетка в автобусе не так уж ошиблась, назвав меня "интердевкой". "Интердевочки" продают свои тела, а мы, советские гуманитарии, продавали свои души, свои творческие устремления...