Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса - [13]
Этот, условно говоря, понятийный лексикон (имеется в виду не только понятийный аппарат, но и определенные формулировки, тезисы и т. д.) вошел во все последующие работы не только авторов труда, но и их последователей, в том числе Ю. Хабермаса, развившего многие упомянутые здесь идеи>28.
Наиболее обоснованной была критика идеологии, которая заняла центральное место и составила ядро «критической теории»; конструктивные положения ее были менее заметны в силу того, что школа принципиально не считала нужным формулировать свои идеалы. Но они не отвергались, а вытекали из критики как некие цдеально-типические конструкты, еще требующие аналитической разработки.
4. Критика идеологии как отправной пункт проектов Франкфуртской школы
Критика идеологии строилась таким образом, что в связи с ней рассматривались многие другие вопросы, в частности касающиеся проекта критического самосознания индивида. Идеологической проблематике уделялось исключительно большое внимание как со стороны старшего, так и молодого поколения Франкфуртской школы. Не случайно Ю. Хабермас рассматривал социальную философию школы в целом, как по существу перманентную критику идеологии: в ней, отмечал философ, «…общественная теория принимает форму критики идеологии»>29.
В самом деле, критика позднего капиталистического общества, критика буржуазной культуры и морального отчуждения человека, осуществляемая школой, имела важное значение, однако ее характерной особенностью являлось то, что она была определенным образом направлена и преследовала цель вскрыть неявные механизмы господства и сделать очевидным тот факт, что человек в современном мире подвергается угнетению со стороны социальных сил не только и не столько вследствие экономических причин, сколько в результате своих ложных представлений об обществе, своего «отчужденного сознания», «помрачения разума» (выражение М.Хоркхаймера). Отсюда в качестве альтернативных идей выдвигались предложения типа «морально осудить капитализм», раскрыть смысл самого этого понятия как означающего отношения господства и подчинения, осуществить «революцию в сознании», которая бы освободила человека от угнетения и ложных представлений, и т. д. В качестве главного средства такого процесса провозглашалась критика, критическая рефлексия. Чтобы придать особое значение этому в общем-то обычному способу мышления, франкфуртские философы обосновали положение о принципиальной, радикальной, «тотальной» критике.
В марксистской литературе концепция критики идеологии Франкфуртской школы оценивалась, как уже отмечалось, с позиции соответствия, вернее несоответствия ее марксизму. При всей методологической ограниченности такого подхода марксистскими критиками была уловлена и сформулирована главная общая черта — при некоторых незначительных различиях в понимании сущности идеологии и современного идеологического процесса все они исходили из трактовки всякой идеологии независимо от ее социального и теоретического содержания только как ложного, извращенного, отчужденного сознания>30.
Другой аспект связан с критикой идеологии как мощнейшего инструмента манипуляционной политики, формирующей неадекватное, неистинное, идеологизированное представление о действительности. Обосновывалось положение о том, что идеология служит средством для ложной консолидации и «тождества» индивида с системой, а тем самым и сохранения ее. Идеология оказывает пагубное воздействие на все сферы жизни человека — через систему воспитания, образования, средства массовой информации вплоть до того, что она становится орудием формирования стандартизированного мышления. Круг, таким образом, замыкается. В силу этих причин освобождение от влияния идеологии рассматривалось как задача первостепенной важности и для общества в целом, и для каждого человека.
Следует особо отметить, что говоря об идеологии, философы школы и Ю. Хабермас, как правило, имели в виду не марксизм, с которым обычно у нас связывается это понятие, а разные формы («механизмы») современной идеологической политики — идеи, ценности, жизненные приоритеты, насаждаемые и внедряемые всеми возможными средствами, широко пропагандируемые и в результате формирующие ложные интересы и потребности, направленные на стабилизацию системы.
Одно из важнейших направлений исследования идеологии было задано статьей М.Хоркхаймера «Новое название идеологии?»>31, в которой была подвергнута критике довольно модная тогда концепция «социологии знания» К.Мангейма, выдвинутая им в книге «Идеология и утопия»>32 и посвященная исследованию идеологического мышления, отношений идеологии и науки, а также выявлению идеологического характера марксизма. В определенном смысле именно к этому кругу вопросов обращается и Ю. Хабермас, варьируя уже прозвучавшие названия и трансформируя их в своё, ставшее знаменитым, — «техника и наука в качестве «идеологии». Последнее слово Ю. Хабермас всегда брал в кавычки как условное, прекрасно понимая отличие анализируемых им понятий техники и науки от идеологии. Что же тогда имеется в виду? Для выяснения этого вопроса обратимся к работе К.Мангейма, исходившего из марксистского положения о социальной обусловленности и классовом характере общественного сознания, которое вследствие этого не может быть истинным и превращается в ложное сознание, идеологию. Рассматривая далее соотношение идеологии и науки, К.Ман-гейм утверждал, что беспристрастность и «надпартий-ность» науки обеспечивают ей объективность и что при утрате этих своих качеств она превращается в идеологию. Именно такой оказывается общественная наука, если она опускается до классового мировоззрения (как марксизм). Выход К.Мангейм видел в том, чтобы исследовать с надклассовой позиции современное общество, свободно сопоставить и синтезировать различные точки зрения, преодолевая партикулярность и субъективизм всякой классовой идеологии. Осуществить такого рода «мировой синтез» различных «углов зрения» может только особая, внеклассовая группа интеллигенции — интеллектуальная элита как воплощение «свободно парящей духовности», но и то лишь потенциально. К.Мангейм высказал ряд критических замечаний в адрес логического позитивизма, а также марксизма. Однако М.Хоркхаймер счел эту критику недостаточной и в свою очередь критиковал «социологию знания» К.Мангейма за идеализм исходных позиций и созерцательно-метафизический характер, мало чем отличающийся от идеалистической метафизики с ее претензиями на конечные истины.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.