Социальная история Англии XIV-XVII вв. - [154]

. Почти ту же картину рисует в своем письме студент из Кембриджа С. Херн, который сообщал своему тьютору Сэмюэлю Блайду. В его письме от 18 июля 1665 г. мы читаем: «Я проходил мимо многих домов в Лондоне, которые были заперты — почти все по всему городу <…> здесь умерло так много, что колокола должны звонить не прекращая, и поэтому они вообще не звонят. Горожане начали быстро запираться…»^{1367}. Жителям зараженных домов не разрешалось выходить из дома в течение 40 дней, в течение которых они либо умирали, либо выздоравливали. Да и сами горожане предпочитали не появляться на улицах и не общаться ни с кем. Правда, не все были такими благоразумными. Тот же С. Пипс 11 июня записал в «Дневнике»: «Вышел ненадолго пройтись — по чести сказать, чтобы пощеголять в новом своем камзоле; и на обратном пути заметил, что дверь дома несчастного доктора Бернетта заколочена»^{1368}. Даже в такие смертельно опасные времена люди рассматривали смерть, а точнее похороны, как зрелище. С. Пипс, который сам вел себя не очень осмотрительно, тем не менее, поражается: «Боже, сколь же безумны те горожане, что сбегаются (хотя им это строго запрещено) поглазеть, как мертвецов предают земле»^{1369}. Зимой эпидемия пошла на убыль, но весной 1666 г. она вспыхнула с новой силой. Д. Эвелин 15 апреля 1666 г. записал: «Наш приход теперь более заражен чумой, чем когда-либо»^{1370}.

Но даже небольшие вспышки чумы, регулярно повторяясь, приводили к огромным потерям населения. Особенно это относится к перенаселенному Лондону. Согласно статистике, собранной Джоном Грантом из списков умерших за 1604–1643 гг., похороны превышали рождаемость в городе на 100 тысяч, и почти% превышения было приписано чуме^{1371}. Население городов не уменьшалось только за счет постоянной иммиграции.

К этому нужно добавить, что чума полностью нарушала жизнь города, вызывая безработицу и прекращая всякую торговлю. Когда Д. Эвелин пишет, что заперты не только дома, но и лавки, это означает одно — торговая жизнь города замерла. Результатом становилась нехватка продовольствия и голод, добавлявшие жертвы к тем, кого унесла болезнь. Этот факт отмечен в упоминавшемся письме Сэмюэля Херна, который пришел к выводу, что «больше всего умирали от голода, так сильно проник этот страх в народ»^{1372}.

Эпидемии чумы были наиболее смертоносными в жизни доиндустриальных городов. Но они не являлись единственными причинами высокой смертности. Большой урожай смертей собирала оспа, с которой не удавалось справиться вплоть до конца XVIII в. 23 декабря 1683 г. Джон Эвелин записал в «Дневнике»: «Оспа очень распространилась и смертоносна»^{1373}. 7 марта 1685 г. в его «Дневнике» появилась запись: «Моя дочь Мэри заразилась оспой, и вскоре не осталось надежд на ее выздоровление»^{1374}. Мэри умерла 14 марта в возрасте 19 лет. Эвелин очень горевал, и посвятил дочери несколько страниц «Дневника». Через 6 месяцев после смерти Мэри от оспы умерла другая дочь Эвелина — Элизабет^{1375}. Если человек выживал после заболевания оспой, то это была большая удача. В начале болезни человек страдал от сильной лихорадки и боли во всем теле. Некоторые умирали от внутреннего кровотечения еще до появления сыпи. Когда появлялась сыпь, то она постепенно превращалась в язвы, покрытые струпьями. В случае выздоровления струпья отпадали через несколько недель. Но после них оставались шрамы и рубцы, обезображивавшие внешность человека. Красивая молодая девушка, выжившая после заболевания оспой, теряла всю свою красоту и надежду выйти замуж с той внешностью, которой ее наградила болезнь. В менее сложных случаях шрамов было не очень много, и их можно было прикрыть мушками, которые английские женщины наклеивали на лицо в больших количествах^{1376}.

Интересно, что при лечении оспы рекомендовалось надевать одежду красного цвета и завешивать окна красной тканью, поскольку считалось, что этот цвет не подпускает к человеку дьявола^{1377}. И лишь в XX в. было доказано, что это средство действительно помогает, поскольку красная ткань (так же, как стекло, слюда и бумага) отфильтровывает актинические лучи солнца, вызывающие образование рубцов^{1378}.

Существовало множество других заболеваний, которые получали свою дань жизнями горожан. Например, чрезвычайно распространена была малярия, проявлявшая себя в форме различных «лихорадок». За этим названием скрывались сотни инфекций, вызывавших высокую температуру. Настоящая малярия возникала из-за укусов москитов, которых было много в заболоченных местностях, вокруг сточных канав и стоячих вод. Лихорадка лечилась хинной корой, но это лекарство было дорогим и не всем доступным. Болезнь, которую определяли как «лихорадка», могла за несколько часов привести человека к смерти. Джон Эвелин 8 сентября 1678 г. записал в «Дневнике»: «Жена м-ра Годолфина заболела. Я обнаружил ее прикованной к постели новой лихорадкой <…>, которая была настолько сильной, что не думается, что она сможет продержаться много часов»^{1379}. Не совсем понятно, что имел в виду Эвелин, когда писал, что она не сможет продержаться много часов — то ли женщина, то ли лихорадка. Но 9 сентября миссис Годолфин умерла в возрасте 26 лет