. Превознося это
мистическое существо и превращая его в своего
рода божество, разукрашивая его всеми
экстравагантными совершенствами и очищая от
всякой грязи
[51*], выражая
готовность все пожертвовать на его алтарь,
коллективизм сознательно стремится порвать все
нити, связывающие социологическую и
естественнонаучную мысль. Это особенно явно у
тех мыслителей, которые настойчивой и острой
критикой немало поработали над освобождением
естествознания от всех следов телеологии
[61], но в то же
время в сфере познания общества не только
сохраняли традиционные идеи и приемы
телеологического мышления, но даже, стремясь
оправдать их, перекрывали для социологии все
пути к свободе мысли, которая уже стала к тому
времени достоянием естественных наук.
Кантовская философия природы не сохраняет места
для какого-либо бога или руководителя
мироздания, но историю она рассматривает, как
"выполнение тайного плана природы",
направленного на создание совершенного
внутренне и внешне государственного устройства
как единственного условия развития всего
заложенного природой в человечество
[52*]. У Канта с
особенной ясностью видно, что современный
коллективизм не имеет никакой нужды в старом
реализме понятий, ибо, возникший из политических,
а не философских потребностей, он занимает
особую позицию -- вне науки и она не может быть
поколеблена никакими атаками теории познания. Во
второй части своей книги "Идеи к философии
истории человечества" Гердер
[62] с
ожесточением нападает на критическую философию
Канта, которая представляется ему
"аверроэсовским" гипостазированием общего.
[63] Всякий
утверждающий, что человеческий род, а не индивид,
есть субъект образования и воспитания, не
осознает, что "род" вид -- это только всеобщие
понятия, и нужно, чтобы они воплощены были в
конкретных индивидах". Если бы кто-либо
приписал этим общим понятиям совершенную
степень гуманности, культуры и просвещенности,
составляющих понятие идеала, он при этом
"ничего не сказал бы о подлинной истории
человеческого рода, как ничего я не скажу, говоря
вообще о животности, каменности, железности и
наделяя целое самыми великолепными, но
противоречащими друг другу в конкретных
индивидах свойствами"
[53*]. В своем ответе на это Кант
завершает разрыв между этико-политическим
коллективизмом и философским реализмом понятий.
"Тот, кто говорит: "Отдельная лошадь безрога,
а лошади как вид имеют рога", -- тот говорит
совершеннейшую чепуху. Ибо род есть не что иное,
как признак, которым должны обладать все его
индивиды. Но если выражение "род
человеческий" означает -- а, в общем, так оно и
есть --
ряд поколений, идущих в бесконечность
(неопределенность), и предполагается, что этот
ряд непрерывно все ближе к предопределенной
цели, движущейся со своей стороны вместе с ним,
тогда вовсе не будет противоречия в утверждении,
что в каждой части своей он асимптотически
приближается к цели
[64] и только как целое
достигает ее, другими словами, что не одно звено
во всех поколениях человеческого рода, но только
род в целом полностью исполняет свое
предназначение. Математики могут разъяснить это,
философ же должен заявить: предназначение
человеческого рода в целом есть непрерывный
прогресс, и завершение его есть просто идея --
голая, но по намерениям полезная идея цели, -- к
которой мы согласно плану Провидения, должны
направлять наши усилия"
[54*].
Здесь открыто признается телеологический
характер коллективизма и раскрывается
непреодолимая пропасть между ним и методами
чистого познания. Познание скрытых намерений
природы лежит вне человеческого опыта, и наша
мысль не дает нам ничего, что бы позволило
сделать заключение, каковы ее цели и существуют
ли они вообще. Наблюдаемое нами поведение
отдельных людей и целых социальных систем не
дает никаких оснований для предположений. Мы не в
силах установить никаких логических связей
между опытом и тем, что мы можем или хотим
предположить. Нам приходится верить (поскольку
это невозможно доказать), что вопреки
собственной воле человек делает то, что
предустановлено природой, которая лучше знает,
что во благо человечеству, но не индивиду
[55*]. Это не тот
подход, который свойствен науке.
Факт, что коллективизм нельзя обосновать
научной необходимостью. Он объясняется только
нуждами политики. В силу этого он не
останавливается, как это делает понятийный
реализм, на утверждении реального существования
общественных объединений, которых он почитает
живыми организмами в полном смысле этого слова,
но идеализирует и обожествляет. Гирке объявляет
вполне открыто и неприкрашенно, что следует
крепко держаться за "идею реального единства
общества", потому что только это одно
оправдывает требование, чтобы индивид отдавал
силы и жизнь народу и государству [56*]. [65] Что
коллективизм есть не что иное, как "прикрытие
тирании", сказал уже Лессинг [57*]. [66]
Если бы противоречие между общим интересом
целого и отдельным интересом индивидуума
действительно существовало, сотрудничество
людей в обществе было бы невозможным.
Естественное взаимодействие людей представляло
бы собой войну всех против всех. Мир и взаимная
терпимость были бы невозможны, а вместо этого
были бы только временные перемирия, длящиеся не
дольше, чем это нужно одной из сторон. Индивид был
бы готов к постоянному бунту против всего и всех,
подобно непрекращающейся войне с хищниками и
бациллами. Коллективистское понимание истории --
образцово асоциальное -- не может вообразить
иного способа возникновения социальных
институтов, кроме как через вмешательство
"миростроителя", платоновского Демиурга δημιοργοζ (того, кто
творит для людей). Он действует в истории своими
орудиями -- героями, которые ведут
сопротивляющегося человека куда надо. В
результате воля индивида сломлена. Желающего
жить только для себя представители Бога на земле
подчиняют нравственному закону, который требует,
чтобы отдельный человек жертвовал своим
благополучием во имя Целого и будущего развития.
