Сочинения - [129]

— Ты хочешь сбежать от нас, глупец? Бесполезно, ничего у тебя не выйдет. Ты — как мы, а мы — как ты. Биение твоего пульса только отзвук пульса природы. Ты принужден жить и умереть, как мы, и в смерти обрести новую жизнь — это твой жребий, дитя солнца, не противься этому, тебе ничего не поможет.

Глубокий, торжественный шелест прошел по лесу, над моей головой горели вечные огни, возвышенно и спокойно.

И мне почудилось, будто я стою пред ликом мрачной, молчаливой, вечно творящей и поглощающей богини, и она обращается ко мне: «Ты хочешь противопоставить себя мне, жалкий глупец! Разве кичится волна, озаренная отблеском лунного света, тем, что одно мгновение она мерцает ярче? Она ничем не отличается от других волн. Все исходит от меня и возвращается обратно ко мне. Научись быть скромным в кругу своих собратьев, терпеливым и покорным. Если твой день и кажется тебе длиннее, нежели день поденки [8], то для меня, не имеющей ни конца, ни начала, он всего лишь миг.

Сын Каина! Ты должен жить! Ты должен убивать! Ты должен убивать, чтобы жить, и убивать, если не хочешь жить, ибо только самоубийство может освободить тебя.

Научись подчиняться моим строгим законам. Не противься тому, чтобы грабить, умерщвлять, как все мои дети. Пойми, что ты раб, животное, которое должно ходить в ярме; что ты должен добывать свой хлеб в поте лица своего. Преодолей детскую боязнь смерти, трепет, который охватывает тебя при виде меня.

Я — твоя мать, вечно, бесконечно, неизменно, тогда как ты сам, ограниченный пространством и отданный времени, смертен и непостоянен.

Я — истина, я — жизнь. Я ничего не знаю о твоем страхе, и твои жизнь и смерть мне безразличны. Но не называй меня жестокой, ибо то, что ты считаешь своей истинной сутью — твою жизнь, — я отдаю на произвол судьбы, как и жизнь твоих собратьев. Ты — как они все. Вы берете начало от меня и возвращаетесь ко мне раньше или позже.

Почему должна я препятствовать ей, защищать вас от нее или скорбеть о ней? Вы — это я, и я — в вас. Жизнь, за которую вы так трясетесь, есть только скользящая тень, которую я отбрасываю. Ваша истинная суть не может исчезнуть со смертью, так как не при вашем рождении она возникла.

Взгляни на своих собратьев — как они по осени окукливаются, как озабочены только тем, чтобы безопасней уложить свои яйца, не заботясь о самих себе, и спокойно отправляются умирать, чтобы по весне пробудиться к новой жизни.

Приглядись, и ты увидишь, как в капле воды ежедневно возникает в полуденном блеске солнца целый мир и гибнет с вечерней зарей.

Так и ты ежедневно после краткой смерти пробуждаешься к новой жизни и, между тем, страшишься последнего сна!

Осень за осенью я равнодушно взираю на опавшие листья. Точно так же смотрю я на войны и эпидемии, на всякое массовое умирание моих детей, ибо каждый из них продолжит жизнь в новом существе, и таким образом я жива к смерти, вечна и бессмертна в преходящем.

Пойми меня — и ты больше не будешь бояться, не будешь упрекать меня, свою мать.

От жизни ты придешь ко мне, в мое лоно, из которого ты появился на недолгую муку. Ты снова вернешься в бесконечность, которая была до тебя и будет после тебя, тогда как твое существование ограничивает и поглощает время».

Такие слова услышал я.

И опять ничего, кроме глубокого и печального молчания вокруг. Природа как будто сострадательно отступила и предоставила возможность погрузиться в мысли, от которых не могла меня избавить.

Я осознал, какое чудовищное нагромождение лжи ослепило нас, что мы — каиново племя — не хозяева природы, но, напротив, ее рабы, которых она использовала в своих неразгаданных целях и заставила жить и плодиться, обрекая на тяжкую барщину и безнадежную кабалу.

Меня пронзила дрожь, желание от нее оторваться, ускользнуть от нее. Я собрался с силами и попытался вырваться на простор. Словно летучие мыши, призрачно и беззвучно кружили вокруг мои мысли, опасения и сомнения. В таком состоянии я достиг равнины, которая мирно дремала, раскинувшись в мягком освещении ясного ночного неба, его бесчисленных огоньков. Вдали я увидел деревню, приветливо светящиеся окна родного дома. На меня снизошел глубокий покой, и в моей душе торжественно и тихо зажглось священное стремление к познанию и истине. Когда я ступил на хорошо знакомую тропинку, бегущую среди лугов и полей, в небе внезапно взошла необычно крупная звезда, большая и ясная, и мне представилось, будто она движется впереди меня, как когда-то перед Тремя волхвами [9], которые искали свет мира.

«Странники» образуют самую своеобразную и фантастическую из всех старообрядческих сект русской церкви и принадлежат к проповедническому типу последних. Согласно их воззрениям, общий нравственный порядок мира распался, дьявол захватил власть над миром, и всякое служение государству или церкви является открытым служением дьяволу, от чего благочестивые люди должны уклоняться посредством бегства и неустанного странствования. Даже получение паспорта считается тяжким грехом, потому что оно рассматривается как признание царства мирского. У «странника» нет жены, нет собственности, он не признает ни государства, ни церкви, он не проливает крови и не исполняет военной службы, он не трудится. Праведники нигде не должны иметь родины, бегство от мира — их ремесло, единственное средство спасения души. Тем же, у кого еще не достает сил полностью порвать с царством зла, «ради их слабости» дозволяется время от времени заниматься каким-нибудь обывательским ремеслом и выбирать постоянное местожительство; однако они обязаны приготовлять тайные каморки, в которых «странники» могли бы в любое время обрести кров и приют. С приближением смертного часа каждый праведник должен быть отнесен в чистое ноле или в лес с тем, чтобы он мог рассматриваться как умерший «в бегстве». Эта секта пользуется у простого люда большим почетом: жуткий образ «странника», который причисляет себя к монашескому сословию, отвергает брак как смертный грех и допускает только свободную «совместную жизнь полон», является подлинно национальной фигурой великого славянского мира Нос-тока, которая довольно часто появляется в деревнях и городах просторной империи и на всякого, кто ее хоть раз видел, производит неизгладимое впечатление своей дикостью