Сочинения - [106]

— Умоляю вас, скажите, что меня ожидает? — обратился несчастный к Малютиной. — Сжальтесь надо мной!.. Не убивайте меня!

Эмма презрительно пожала плечами.

— Вы сообщник иезуитов, и я не могу иметь к вам сострадания, — отвечала она, гордо подняв голову, — но, быть может, вы мне еще понадобитесь и я пощажу вас на некоторое время, — понимаете ли вы?

— Благодарю вас.

— Не благодарите: я вам ничего не обещала. — И сектантка вышла из комнаты с гордым величием королевы.

Солтык ожидал ее на крыльце, и они вместе уехали в Киев.

— Теперь я за вас отвечаю, — обратилась девушка к своему пленнику, — убедитесь в том, что здесь вам никто не окажет помощи, а при малейшей попытке бежать вас застрелят.

Тараевич машинально подошел к окну и увидел на дворе двух мужиков с ружьями.

— Будете ли вы повиноваться мне? — спросила Генриетта, не выпуская из рук пистолет.

— Буду.

— Идите же вслед за мной.

И она повела его в то подземелье, где еще так недавно сама молилась, обливаясь слезами. Там ожидали ее две молодые крестьянки. Они совершенно равнодушно посмотрели на новую жертву кровавой секты.

— Свяжите его, — приказала им Генриетта.

— Вы хотите убить меня! — закричал Тараевич.

— Не смейте защищаться, — сказала девушка, приставляя дуло пистолета к груди страдальца.

В одно мгновение несчастный был связан по рукам и ногам; тяжелая, привинченная к стене железная цепь обвилась вокруг его туловища.

— Накажите его, — продолжала Генриетта, — и научите молиться Богу. Он великий грешник.

Крестьянки сорвали с Тараевича сюртук и взяли в руки висевшие у них за поясом плети.

Солтык проводил Эмму до Киева и снова вернулся в Комчино, где его ожидал патер Глинский. Сектантка отправилась прямо к Карову, переговорила с ним и, вернувшись домой, написала записку Ядевскому. Тот не замедлил явиться.

— Скажу тебе коротко, — начала девушка, — счастье наше близко: дня через три я буду готова идти с тобою под венец.

Сначала Казимир не поверил ее словам, но не прошло и двух минут, как он лежал у ног Эммы и страстно клялся ей в вечной любви. Яркий луч надежды снова озарил сердце доверчивого юноши, и он ушел домой, напевая веселую песенку.

Эмма подехала на извозчике к дому, где Солтыку являлись призраки его родителей; у ворот ее ожидал Долива, держа под уздцы верховую лошадь. Не прошло и минуты, как сектантка с быстротой стрелы мчалась по большой дороге, не заметив, что за нею кто-то следит. Когда она приехала в Мешков, Каров был уже там.

— Покорился ли Тараевич своей участи? — был первый ее вопрос.

— Да, — отвечала Генриетта, — но все-таки не обошлось без плетей.

— Воображаю, с каким дьявольским наслаждением ты смотрела на страдания этого несчастного!

— Я заботилась о спасении его грешной души.

— Знаю я тебя!

Эмма вместе с Генриеттой и Каровым спустилась в подземелье, превращенное сектантами в тюрьму и место для пыток. Кровавые палачи в своем безумном ослеплении воображали, что злодеяния их угодны Богу. Окованный цепями Тараевич лежал в углу на грязной соломе. По знаку жрицы две служительницы этого языческого капища освободили узника и помогли ему встать на ноги. Перед ним, скрестив руки на груди, подобно грозной богине мщения, стояла Эмма Малютина.

— Бог наказывает вас за то, что вы старались совратить графа Солтыка с пути истины, — начала она, устремив на свою жертву проницательный холодный взгляд, — вы хотели погубить меня… Теперь вы в моей власти.

— Накажите меня… но пощадите мою жизнь… вы мне обещали, — умолял Тараевич.

— Я вам ничего не обещала, — прервала его сектантка, — не ждите от меня сострадания.

— Вы желаете отомстить мне?

— Поймите же, наконец, что я действую не под влиянием оскорбленного самолюбия и не из чувства ненависти за то, что вы пытались помешать моему браку с графом Салтыком… Я жрица, служительница алтаря Всевышнего и принесу вас в жертву для искупления ваших грехов, для спасения вашей души от вечных мук. Вы умрете сегодня.

— Сжальтесь! Сжальтесь! — вопил несчастный, простирая к ней руки.

— Идите за мной. Вас ожидает наш апостол. Раскайтесь перед ним чистосердечно во всех ваших грехах и спасите вашу погибающую душу от адских страданий добровольной смертью.

— Куда я попал?! — неистовым голосом закричал Тараевич. — В заведение душевнобольных или в вертеп разбойников?

— Господь пощадит вас, если вы добровольно принесете себя в жертву. Если же вы не последуете моему доброму совету и начнете сопротивляться, то наши служители повлекут вас к алтарю, где я заколю вас ножом.

— Я не хочу умирать, — дрожа всем телом, пробормотал несчастный пленник, — я готов покаяться в грехах, но не принесу себя в жертву… Это было бы безумием! Неужели подобные жертвы угодны Богу?

— Вам предоставлен свободный выбор… Решайтесь… Избирайте единственный путь к спасению, который я вам предлагаю.

— Нет, нет! Я не хочу умирать! — снова закричал Тараевич.

— Свяжите его, — скомандовала неумолимая сектантка.

В одно мгновение несчастного повалили на землю, связали по рукам и ногам и отнесли в смежное, освещенное факелами помещение, где сидел апостол. Последний начал кротко уговаривать лежащего у его ног грешника и довел его до полного раскаяния. После исповеди Тараевич сам попросил, чтобы его строго наказали.