Сочинения в трех томах. Том второй. На днях землетрясение в Лигоне. Голые люди - [18]

— Господин майор, куда мне проходить?

— А какое мне дело?

— Я лечу с вами в Танги, — сказал он.

Я не люблю торгашей независимо от национальности. Но я был официальным лицом.

— На этот рейс пассажиров не берут.

— Даже прекрасных девушек?

Это было слишком. Я повернулся и пошел прочь. Индиец обогнал меня и старался поймать мой взгляд.

— Я пошутил, господин майор, — сказал он. — Я директор Матур. Я имею право лететь.

— Какой еще директор Матур?

Торгаш в мгновение ока извлек аккуратно сложенную бумагу на бланке управления снабжения. В ней доводилось до моего сведения, что директор Матур направляется в Лигон по делам революционного правительства.

— Вы можете проверить, — сказал он. — Вы можете позвонить. Моя репутация…

Я не стал звонить. Я вспомнил, что мне уже звонили. Мне не хотелось с ним разговаривать.

— Вы знаете, куда идти?

— Разумеется, к выходу номер три.

Удивительно, подумал я, когда он успел получить эту бумагу? У этого человека солидные связи.

Наконец нашелся первый пилот — его прислали с базы ВВС. Мой экипаж был кое-как укомплектован, миномет выброшен, патроны для гарнизона в Танги получены, груз русских геологов был на борту. Я поднялся в ресторан и пригласил русских в самолет.

— Груз на месте, — сказал я.

Юрий Сидорович Вспольный

Майор с новенькими погонами на плечах, которые не вязались с пропотевшей запыленной формой, видно, только что произведенный прямо из лейтенантов, пригласил нас к самолету, заверив, что груз уже на месте. Мы последовали за ним через пустой зал, и тут меня остановил крик:

— Юрий, погоди!

Мы остановились. К нам подбежал взмокший, растрепанный Саша Громов. На мгновение меня охватило чувство облегчения, что мой вылет отменяется. Но оказалось иначе.

Громов протягивал мне мой же чуть потертый атташе-кейс, купленный в прошлом году в Дели и всегда сопровождавший меня в деловых поездках.

— Мне твою комнату сторож открыл, — сказал он. — Здесь мыло, щетка и так далее. Еще я рубашку положил и, простят меня дамы, трусики.

Последнее слово он произнес, понизив голос, однако даже эта неуместная шутка не перевесила чувства благодарности, овладевшего мной.

Громов вытащил бумажник и, протягивая мне пачку денег, продолжал:

— Тут пятьсот ватов. Все это не от меня, а от Ивана Федоровича. Он вспомнил, что ты отправляешься в поход гол как сокол. Потом в бухгалтерии отчитаешься. Если понадобятся деньги, телеграфируй прямо мне. Я в курсе.

Он обернулся к моим спутникам, представился им, передал наилучшие пожелания от Ивана Федоровича и добавил:

— Что касается Юрия Сидоровича, то он лучший в посольстве знаток лигонского языка и тщательно собирает материалы для будущей книги об этой чудесной стране.

Я был тронут личной заботой Ивана Федоровича, пониманием важности моей миссии.

— Не буду вас задерживать, — сказал Громов. — Ни пуха ни пера!

— Катись к черту! — в сердцах сказал я.

Мы попрощались с Громовым, а он стоял в дверях, пока мы не скрылись в багажном отделении.

За дверью, ведущей прямо на летное поле, жарился на солнце небольшой «Вайкаунт» местных авиалиний. В дверях толпилась группа людей. Несколько солдат, молодой лейтенант, толстый индиец в пиджаке поверх дхоти с красными от бетеля губами и молоденькая девушка, возможно, медицинская сестра, в длинной юбке с увядшим белым цветком дерева татаби в черных как смоль волосах. Девушка была красива той характерной для Юго-Восточной Азии хрупкой, изящной, какой-то птичьей красотой, которая приятно подчеркивается независимостью осанки, происходящей от самостоятельности, которой испокон веку пользуются в Лигоне представительницы прекрасного пола. Всем известно, что еще в XIV веке в армии короля Нанасабаука числился женский отряд. И прекрасные амазонки верхом на слонах сыграли важную роль в битве с бирманской армией под стенами монского города Пегу.

Наша небольшая процессия пересекла раскаленную полосу бетона, отделявшую аэропорт от самолета. Шел третий час, жара была тяжелой, отягощенной близким муссоном. Я подумал, что Громов наверняка забыл положить в чемоданчик мою верную полотняную кепочку.

Поднявшись по короткому шаткому трапу в присевший на хвост самолет, я внутренне сжался от ожидавшей меня духоты. И не ошибся в худших ожиданиях. На секунду я задержался, размышляя, сесть ли мне поближе к двери, сквозь которую проникал воздух, или занять место в хвосте, где больше шансов уцелеть при вынужденной посадке. Наконец сел сзади и начал обмахиваться найденным в спинке кресла журналом. Майор разрешил солдатам снять каски и расстегнуться. Сам остался при полном параде.

— Отар, я сейчас умру, — услышал я слабый голос Ли.

— Нельзя ли попросить воды? — спросил индиец.

— Потерпите, — услышал его майор.

Дверь закрылась, медленно начали вертеться винты. Наконец самолет сдвинулся с места. И когда я уже буквально терял сознание, самолет оторвался от земли, и вскоре в кабину хлынул прохладный воздух. Я с минуту наслаждался им, затем застегнул ворот, чтобы резкое переохлаждение тела не привело к простуде.

Землетрясение в Иокогаме

«1 сентября 1923 года началось так же, как многие прекрасные дни ранней японской осени. Я поднялся еще до восхода солнца. В чарующей тишине раннего утра я наблюдал мягко надвигающийся рассвет. Серебристый месяц смотрел вниз на тихие, почти неподвижные воды… Сегодня мои друзья уезжали домой, и я должен был их проводить…