Сочинения в трех томах. Том второй. На днях землетрясение в Лигоне. Голые люди - [11]

Улицы были пустынны, однако я не стал относить этот факт к числу последствий военного переворота, так как в Лигоне в это время дня даже собаки предпочитают отлеживаться в тени деревьев. Я свернул на длинную извилистую улицу Серебряная Долина, чтобы выехать на шоссе за университетским кампусом. Там, на перекрестке, несмотря на номер моей машины, меня остановил военный патруль. Я проникся сочувствием к солдатам, которые исполняли свой долг в полном обмундировании и раскаленных касках. Я успел на аэродром лишь за пять минут до прибытия самолета из Дели, и мне стоило некоторого труда пройти к взлетному полю, так как и там были военные патрули.

Я остановился в тени под козырьком здания аэропорта и, пока к самолету везли трап, успел прочесть листок из синей папки, переданный мне Громовым:

«…В соответствии с договоренностью, достигнутой между Министерством шахт и промышленности Республики Лигон и Академией наук СССР, в научную командировку в г. Танги (Республика Лигон) сроком на два месяца направляются заведующий лабораторией прогнозирования сильных землетрясений Института сейсмологии АН СССР доктор геолого-минералогических наук, профессор Котрикадзе Отар Давидович и старший научный сотрудник лаборатории прогнозирования кандидат физико-математических наук Ли Владимир Кимович…»

Я оторвался от текста, чтобы взглянуть на стоявший метрах в двухстах от меня «Ил-62». Моторы уже перестали работать. К самолету подъехал трап. За ним медленно следовали два автоматчика и офицер в пятнистом комбинезоне. Солдаты остались внизу, а офицер поднялся по трапу.

Горячий воздух переливался над полем аэродрома, как вода. Пахло бензином, перегоревшим рисом и какими-то пряностями, которые, сливаясь с запахом машин, создавали специфический, не очень приятный запах, свойственный всем тропическим аэродромам.

Отар Давидович Котрикадэе

Я разговаривал с Володей, смотрел в окно — делал все, что положено пассажиру, а мысли бегали по кругу — что делать? Внизу тянулись невысокие зеленые горы, синие ниточки рек — лесное безлюдье. Потом показалась широкая плоская равнина, горы разбежались, растаяли в дымке на горизонте. Долина была поделена на большие и маленькие квадратики — рисовые поля, среди них в купах деревьев прятались деревеньки, иногда выглядывала белая или золотая пирамидка буддийской пагоды. Мне казалось, что я, обретя сказочной остроты зрение, вижу, как по пыльным улочкам деревень проходят военные патрули, люди прячутся в домах — кому сейчас дело до землетрясений!

Самолет снизился над окраиной Лигона и, легонько подпрыгнув на бетонной полосе, покатил к зданию аэропорта. В позапрошлом году, возвращаясь из Австралии, я провел здесь часа два. Я запомнил только просторный зал ожидания с фреской во всю стену, изображающей мифологическую сцену с обезьянами, витязями и демонами — наверно, из Рамаяны.

Пассажиры начали отстегивать ремни, шевелиться, предвкушая отдых в кондиционированном аэропорту, но стюардесса тут же разочаровала их, объявив, что из самолета выходить нельзя. Никто, кроме нас с Володей, не знал, в чем дело. Поднялся ропот. Особенно возмутились две одинаковые американские бабушки-туристки с сиреневыми буклями и в шляпках с цветочками.

Я поднялся с места, собирая бумаги в портфель. Стюардесса взглянула на меня с осуждением, но тут же вспомнила и спросила:

— Вы тут выходите?

— Да. Вдвоем.

— Все равно сидите пока. Мы вам скажем.

— У нас груз, девушка, — сказал я. — Если стоянка сократится, придется спешить.

— Вряд ли. Нам все равно заправляться. Скорей бы представитель Аэрофлота приходил.

Я послушно сел, положив портфель на колени и стараясь не думать о том, что находится вне моей власти. Володя приклеился носом к иллюминатору, и для меня остался лишь узкий полумесяц стекла, за которым были видны стена аэропорта и клочок выцветшего от жары неба. Сзади открылась дверь, и самолет чуть вздрогнул, когда о фюзеляж ударился трап. Волна влажного горячего воздуха прокатилась по салону. Между кресел, словно подгоняемый этим воздухом, быстро прошел офицер в пятнистом комбинезоне и высокой фуражке. Его появление было событием, оправдывающим странное для пассажиров поведение стюардессы.

— А там танк стоит, — сообщил Володя. — У здания. А у трапа два автоматчика. Может, нас вообще не выпустят?

Офицер вышел из кабины. За ним шел наш пилот. Офицер встал лицом к пассажирам и медленно заговорил на старательном, школьном английском языке:

— Пассажиры в Лигон, следуйте за мной. Остальные пока ждут. Потом мы скажем.

Поднялся недовольный гул, но офицер четко, словно на параде, прошел к выходу, не обращая внимания на требовательно протянутые руки и возмущенные голоса. Мы с Володей поспешили за ним, и я почувствовал неприязнь, с которой на нас смотрели остающиеся, — неожиданно мы стали привилегированным слоем этого маленького замкнутого общества, а так как особых заслуг у нас не было, общество считало наше возвышение несправедливым.

Воздух снаружи был таким плотным и горячим, что я на мгновение задержался наверху трапа, чтобы собраться с духом и сделать следующий шаг. Я, как назло, был в темной шляпе, в костюме, с плащом через руку и являл собой экзотическое и, возможно, комическое зрелище.