Сочинения в трех томах. Том 3 - [9]

Кроме неопределенного страха матросы испытывали также и вполне понятную тревогу. Туман, становившийся с каждой минутой плотнее, быстро приближался к ним. Темная пелена, окутавшая барк, должна была в самом ближайшем будущем развернуться и над фрегатом. И матросы и офицеры отдавали себе ясный отчет, что на их судно надвигается не обычный, а особенный туман, предвещающий внезапную, страшную бурю, известную под названием черного тихоокеанского шквала.

Такие шквалы считаются очень опасными. Но не о себе думали моряки. Фрегат их был достаточно крепок, чтобы выдержать какую угодно бурю. Они беспокоились за отсутствующих товарищей, которым угрожала опасность несравненно большая. Ведь во мраке суда легко могли потерять друг друга. Что ждет трех смельчаков, оставшихся на барке? Чилийское судно выкинуло сигнал бедствия. В чем, собственно, состоит бедствие? В недостатке съестных припасов? В недостатке воды? И в том и в другом случае положение несчастных может только ухудшиться. Они вряд ли испытывают нужду в рабочих руках. Ведь паруса и снасти их в полной исправности. Уж не болезнь ли заставила барк подать зловещий сигнал? Уж не страдает ли его команда холерой или, чего доброго, желтой лихорадкой? Это предположение казалось вероятнее остальных. Недаром же лейтенант приказал как можно скорее привезти врача!

Впрочем, морякам некогда было заниматься разговорами. Вплотную приблизившись к фрегату, темное облако охватило его в свои мрачные, душные объятия. Туман облепил борты, затянул паруса и стал торопливо расползаться по палубам, оседая на них крупными, тяжелыми каплями. Доктору пришлось отказаться от того подвига человеколюбия, к которому он готовился. О вторичной поездке катера на барк не могло быть и речи. Отыскать в тумане маленькое судно не легче, чем найти иголку в стоге сена. В подобных случаях самые быстроходные корабли и самые отважные матросы чувствовали себя совершенно беспомощными.

Через несколько минут команда фрегата перестала думать не только о чилийском барке, но даже и об оставшихся на нем товарищах. С глаз долой — из сердца вон! Под давлением жестокой необходимости эта жестокая поговорка стала на короткое время правдой. Экипаж всецело погрузился в исполнение своих обязанностей. Почти в тот самый миг, как мачты исчезли за темной мантией тумана, на фрегат налетел первый порыв ветра.

То и дело раздавался громкий голос капитана, отдававшего в рупор приказания относительно уборки парусов. Приказания эти исполнялись с быстротою и точностью, свойственной матросам военных кораблей. Вскоре фрегат заколыхался на бушующих волнах под одними только штормовыми парусами.

Вид штормовых парусов всегда наводит моряков на грустные размышления. Их ставят только в момент исключительно напряженной борьбы с водою и ветром, в те моменты, когда разгневанная стихия вызывает человека на смертный бой.

Положение окутанного туманом фрегата было довольно опасно. Море, еще недавно такое спокойное, как будто обезумело. Волны неистово взвивались кверху, напоминая могучих белогривых коней, мчащихся во весь опор. Громадный военный корабль, обычно чувствовавший себя господином океана, сделался его рабом. В эти минуты он казался легче перышка. Океан точно играл с ним, то перебрасывая его с вала на вал, то низвергая в пучину. Команда помогала ему в борьбе, чем могла. Мысли о других судах — даже о судах, подающих сигнал бедствия, — покинули ее. Ведь не исключена была возможность, что и фрегату придется выкинуть перевернутый флаг. На борту его находились смелые, ловкие, опытные моряки, великолепно знавшие свое дело и не раз уже отражавшие беспощадный натиск стихии. Но поручиться за благополучный исход борьбы не мог никто. Шквал становился все сильнее. Не слушаясь руля, фрегат, как щепка, носился по волнам.

Существовало только два пути к спасению. Капитану пришлось выбирать между ними. Нужно было или лечь в дрейф и «отстаиваться», или пытаться спастись бегством. Но уходить от шторма — значило уходить от барка. Таинственное судно (его так и не было видно) вряд ли могло сдвинуться с места. Казалось наиболее вероятным, что лейтенант, принявший, очевидно, командование над ним, распорядился немедленно убрать паруса.

Тщательно взвесив все за и против, капитан решил остаться там, где его настиг шквал. Судно круто повернуло к ветру.

Сердца моряков были полны тревоги. Они беспокоились не за себя, а за товарищей. И боцман, и мичман, и лейтенант пользовались всеобщей любовью. Какова их судьба? Все думали только об этом, но никто не высказывал своих мыслей вслух. Каждый понимал, что загадочному чилийскому барку, идущему под перевернутым флагом, грозит огромная опасность.

Время от времени неистовый вой моря заглушался какими-то иными, еще более мощными звуками. Это были пушечные выстрелы, раздававшиеся каждую минуту на борту фрегата. Военный корабль не взывал о помощи. Он только старался поддержать бодрость в тех, кто, быть может, находился на краю гибели.

Наступил вечер. Мрак сделался еще гуще, еще непроницаемее. Но положение фрегата изменилось мало. Дружная атака ветра и тумана, заключивших между собою союз, продолжалась всю ночь. И всю ночь продолжали ежеминутно звучать громкие выстрелы. Ответа на них не ждал никто. Все были почти уверены, что на борту зловещего барка нет пушек.