Сочинения в трех томах. Том 2 - [26]

Грациозно нагнувшись над тихой водой, девушка в остроугольной шляпе без устали гребла носовым веслом, проталкивая тяжелую лодку мимо заросших розовыми лотосами сплавин, сквозь шуршащий заслон тростника. На других лодках тоже гребли девушки. С незапамятных времен весло стало женским орудием в стране вьетов. Готовя себя к материнству, из поколения в поколение всходили гибкие вьетнамки на нос тяжелой лодки. Мужчина, как правило старик, оставался сидеть сзади, чуть подправляя кормовым веслом.

В лодке, которая везла Хоанг Тхи Кхюе и Нго Конг Дыка, сидели еще двенадцать паломников: три жизнерадостные старухи, с зубами, покрытыми черным лаком, две молодые пары и семья из Хайфона. Как вскоре выяснилось, хайфонцы перепутали челн. Пагоду Благоуханий они, оказывается, посетили еще вчера, а теперь намеревались обойти гроты вдоль другого протока. Первым понял ошибку отец семейства.

— Куда же это нас везут? — поинтересовался он, когда лодка приблизилась к храму Чинь. — Разве мы тут не были? — толкнул он локтем жену, кормившую грудью ребенка. Она смущенно улыбнулась в ответ: ей было все равно, куда ехать. Старый дремлющий дедушка и мальчик, слушавший пение цикады в ротанговой клеточке, тоже не выказали особого огорчения.

— Вот так раз! — отец семейства почесал затылок и указал пальцем на деревянный настил, исчезающий в тростниковых дебрях: здесь-то я и потерял вчера свою чашку.

Старухи подняли его на смех. Он сначала попытался оправдываться, а потом махнул рукой и засмеялся:

— Это бонзе не надо отыскивать дорогу к пагоде, а я простой человек… Да и какая разница, где ставить свечку? Будда всюду один, он простит.

Хайфонец быстро смекнул, что вторичное посещение святынь тоже дает кое-какие преимущества, и с видом знатока начал рассказывать о каменной статуе Будды, гудящей, как бронзовый колокол, чудотворном озерце «Драгоценная небесная вода» и гроте Шонтэй, где когда-то государи любили играть в шахматы. Насмешницы старухи слушали его затаив дыхание. Из-за черноты лака приоткрытые рты их выглядели беззубыми.

Лодка пристала у небольшого базарчика. Под навесами из пальмовых листьев торговали связками курительных палочек, ладанками, амулетами, священными заклинаниями. Хоанг Тхи Кхюе и Дык повесили на грудь пластинки с Буддой на лотосе, украшенные пятью разноцветными шелковинками, олицетворяющими стихии, и весело зашагали в гору.

Полуденный зной был в самом разгаре. Раскаленный воздух звенел от стрекота насекомых. Слепил глаза тяжелый неистовый свет.

— Надо было нам напиться кокосового молока внизу, — посетовал Дык, останавливаясь, чтобы перевести дух.

— Мы еще не начали подъем, а ты уже устал, — поддразнила его Хоанг Тхи Кхюе. — О-хо-хо! — вздохнула она, запрокинув голову.

Перед ними высилась почти отвесная, заросшая цепкой ползучей растительностью стена. Мечевидные зазубренные листья и длинные стебли с загнутыми шипами делали ее неприступной. Узкая каменистая тропка, круто уходящая вверх, совершенно терялась в первозданных дебрях. Пчелы-мясоеды сонно вились над исполинскими, болезненно изогнутыми цветками, источавшими душный тлетворный запах. В каменных расселинах дремали большие зеленые ящерицы с оранжево-пятнистым брюшком, медленно переползали по мостам из лиан почти неразличимые в листве жуки-богомолы.

Какой невероятный, всепоглощающий порыв подвигнул человека поселиться в диких джунглях, где все враждебно, чуждо людской природе и где, кроме немыслимой удаленности от суетных соблазнов мира, нельзя ничего обрести? Год за годом и век за веком вырубали отшельники каменные ступени и белым щебнем, чтобы не заплутать в ночи, мостили тропы. В известковых кавернах горы воздвигали они алтари, метили священным знаком источники, из многотонных каменных плит, странно звучащих под ударами, высекали богов и чудовищ.

Трудный путь, который предстояло пройти паломникам, олицетворял идею творения. Намекая на восьмеричное восхождение к совершенству Нирваны, где обрывается круговорот перерождений, он должен был напоминать еще и о титаническом труде безымянных строителей. Паломники, приезжавшие сюда из многих провинций, едва ли задумывались над глубинным смыслом буддистской догматики. Но, с детских лет познав истинную цену труда, они уважительно склонялись перед памятью тех, кто перекинул мосты через пропасть и воздвиг на вершинах каменные символы бессмертия и красоты.

Сверкая желто-зеленой глазурью, стояли многоярусные башни перед зеленым пологом дикого леса. В них хранился пепел и угли погребальных костров. И прежде чем почтить богов, люди молитвенно складывали ладони перед этой горсточкой праха.

Вместе с другими паломниками Кхюе и Дык зажгли благовонные палочки перед позолоченными статуями, наряженными в праздничные одежды, и, взявшись за руки, отправились в дальнейший путь. Спускавшиеся вниз с улыбкой уступали им дорогу, нараспев повторяя слова непременного благословения:

— А-зи-да фа-ат!

Лица людей светились радостью исполненного долга.

— Ази-да фат, — ответил на очередное приветствие Дык. — Скажите, Белый Нефрит, — обратился он к девушке, потупя взгляд, — о чем вы просили богов у алтаря?