Сочинения в двух томах. Том 2 - [141]

— Он не нуждается ни в каких наградах, — сказала она.

— Глупости, не родился еще человек, который не нуждался бы в награде.

Призвали Гастона, и старик, который всего только два раза, да и то мельком, видал графа де Жоаеза, — конечно, не узнал его и принял его очень благосклонно и приветливо.

— Вы готовы оказать важную услугу маркизе? — спросил он.

— Да, я рад служить маркизе, — ответил Гастон. В душе он до сих пор не мог оправиться от удивления: так поразил его факт, что глупость может скрываться под такой благообразной наружностью, как у Лоренцо.

— Вы возьмете этот пропуск, — сказал лорд, — и поедете в Грац, а затем проберетесь во Флоренцию, молодой человек. Помните, что вы это делаете для блага маркизы.

— Я понимаю это, милорд.

— Она рассчитывает на вашу преданность, а я на вашу благодарность, так как я дам вам сто дукатов.

— Мне ничего не надо, довольно и того, что я могу служить маркизе.

— Тем не менее вы найдете эти деньги в вашем кошельке — в наши дни нельзя путешествовать без денег. Я вполне доверяю вашей преданности, которая должна спасти две страны от неприятности.

— Вы можете смело рассчитывать на меня, милорд.

— В таком случае не теряйте времени, я буду ждать от вас известия из Маэстрэ на рассвете.

— Обещаю вам исполнить в точности ваше поручение.

Молодой человек поклонился и вышел. Лоренцо, не чувствуя под собою ног от радости, сел в свою гондолу и вернулся к себе во дворец.

«Они будут целовать мои ноги», — говорил он себе с восторгом.

X

Гастон окончил все свои приготовления к предстоящему путешествию с тем, чтобы покинуть дом «Духов» еще до ужина. Он с удовольствием думал о том, что снова вернется к своей обычной жизни, исполненной опасности и постоянных тревог, но в то же время не мог отделаться от грустного чувства ответственности за то, что ради него произошло в этом доме; сердце его болело при мысли о разлуке с Беатрисой, и он старался по возможности оттянуть последнюю минуту прощания. До сих пор он всегда очень легко относился ко всем своим победам и увлечениям, но на этот раз он чувствовал, что никогда не изгладится из его души память о той, которая наполняла теперь все его мысли. Он ясно сознавал, что не только ее красивая наружность, но главным образом ее ум окончательно обворожили его. Он прекрасно понимал, что Беатриса тоже любит его и даже ради него готова была бы покинуть все и идти за ним, куда он велит. Но от этого поступка его удерживало самолюбие, так как не мог же он забыть, как много надежд возлагал на него Бонапарт и как много ждала от него Французская республика. Да, кроме того, какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что все равно Венеция падет несколько недель спустя, и тогда, может быть, ему удастся отблагодарить как следует за оказанную ему услугу.

Но, как ни хороши были все эти рассуждения, как ни логичны они были, Гастон все же не мог расстаться с комнатой, в которой он прожил целую неделю, с комнатой, где все ему говорило о нежной заботливости к нему хозяйки дома. Он любовно дотрагивался до вещей, которые она когда-либо брала в руки, и думал о том, что ему приходится покидать этот дом как раз в такое время, когда каждая вещица в нем стала ему дорога. Он вспоминал садик, где гулял с ней, он смотрел из окна на фонтан, около которого увидел ее здесь в первый раз, он глядел на кусты белых роз, напоминавших ему о ней, и на сердце его становилось все тяжелее, он медлил со своим отъездом и оттягивал минуту расставания.

Как умна была Беатриса, как ловко она провела этого дурака Лоренцо и заставила его плясать под свою дудку! Прислушиваясь к ее словам, пока она говорила со стариком, Гастон отчасти извинял его уступчивость, так как понимал, что нелегко ответить отказом и сохранить душевное равновесие в то время, как она убеждает в чем-нибудь своим ласковым, волшебным голосом. Ведь в данном случае он во многом походил и сам на Лоренцо, так как согласился играть роль, навязанную ему ею. Он оказался ее слугою Бернадином, преданным ей, а разве это не было так на самом деле? Да, конечно, разве в этом можно было сомневаться? Разве можно было пользоваться доверием Беатрисы и не быть преданным ей? Он обдумывал все это, а время шло, и настал наконец час ужина. Он отправился в комнаты Беатрисы и поужинал с ней, а после ужина явился Джиованни и доложил, что гондола ждет у дверей и все уже готово для путешествия на континент. Как бы по обоюдному согласию, оба они до сих пор ни словом не обмолвились о близкой разлуке, а теперь говорить уже было некогда, пора было расставаться. Все это время Беатриса старалась быть веселой и беззаботной. Одетая в белое бархатное платье, с белыми розами в волосах и крупной ниткой гранатов на белоснежной шее, она не переставала весело болтать и рассказывала разные смешные эпизоды из времен своего девичества и кратковременного замужества. Гастон тоже казался очень оживленным и с удовольствием говорил о том, как он рад, что снова очутится на континенте, снова увидит своих друзей и Бонапарта. Беатриса смотрела на него задумчивыми глазами и наконец улыбаясь сказала:

— Как я завидую вам, через два часа вы уже будете по дороге в Падуа, и вы настолько честны, что открыто высказываете свою радость по этому поводу: честность — большая заслуга в наше смутное и тяжелое время.