Сочинения в двух томах. Том 1 - [77]

Высказывали даже догадку, что это не более чем ловкая штука, чтобы отстранить Маркса с компанией и удержать «Овцу» для себя.

Правда, Маркс, подкараулив Веста у машинного отделения, смело подошел к оскорбившему его публично человеку и заявил, что желает с ним говорить. Вест согласился на это требование из чистого любопытства. Он отлично знал, что не так-то легко отделаться от этих людей, но ради собственной безопасности готов был выслушать Маркса. Большинство пассажиров удалились в свои каюты, чтобы переодеться к обеду, и на палубе позади машинного отделения было безлюдно.

— Я знал, что будет так! — сказал Вест. — Вы желаете получить обратно ваши деньги, не так ли? Но знайте, что вы не получите от меня ни гроша! Я обещал проучить вас и проучил! Надеюсь, что когда вы в другой раз встретите кого-нибудь из моих друзей, то оставите его в покое. Советую вам это в ваших же интересах!

Маркс заложил руку за борт своего сюртука и готовился возразить что-то резкое, но затем вдруг изменил тон.

— В Джексон-Сити все было иначе, когда я играл с Эбом Виншоу! — заметил он многозначительно. — Мне случалось видеть не раз, как Эб в свое время стриг «овец», он был чрезвычайно ловкий парень в этом деле. Ну, а теперь он разыгрывает строгого методиста на одном из пароходов компании «Красная звезда». Скажите, вы знавали его, этого Эба Виншоу, о котором я говорю?

— Вам хорошо известно, что я его знаю! Он проучил двух-трех из вас, помнится, но, как видно, вам его уроки не пошли на пользу. Но теперь он сделал свое и выбился на дорогу, теперь у него есть другое дело, мистер Маркс, бывший некогда Робертом Торном!

Маркс рассмеялся при упоминании одного из его многочисленных имен.

— Удивительно, как смешиваются фамилии, когда толкаешься по свету. В данный момент вы под английским флагом, а я под немецким, но, полагаю, суть все та же, и это самое важное. Но вот в чем дело, Мюрри Вест, вы захватили тысячу двести фунтов моих денег…

— Из них восемьсот взяты вами с моего друга вчера вечером!

— Я этого не отрицаю! Но что с вами сталось, что вы ссоритесь с людьми из-за восьмисот фунтов чужих денег, взятых в игре?

— Разве я не предупреждал вас?

— Что же из того? Я ему не бабушка, чтобы оберегать его. Раз он любит честную игру…

— Честную! — повторил с особым выражением Вест.

— Ну, полноте, не будем ссориться! Вы угадали мой прием, и я, так и быть, готов поплатиться за свою неловкость пятьюдесятью фунтами из моего кармана. Отдайте ему четыреста фунтов, и я скажу, что мы квиты!

— Он уже получил свои деньги!

— Я видел, но вы можете изменить это. Пусть он получит четыреста, и мы заключим мировую!

— Ведь я уже сказал, что не отдам вам ни гроша. Разве вы когда-либо видели, чтобы я изменил своему слову?

— Но на этот раз вам придется это сделать!

— A-а, мы доходим до крупного разговора! Вот как!

— А знаете ли вы, кто едет на этом пароходе?

— Кто?.. Во-первых, вы, а во-вторых, другой такой же шулер, как вы, по имени Седжвик!

— Оставьте его в покое! Это совсем неважно! А вот скажите мне лучше, слыхали ли вы имя мисс Джесси Голдинг? Она занимает каюту-люкс номер двадцать три. Она едет в Англию, где должна состояться ее свадьба, так как теперь траур по брату ее Лионелю Голдингу, который был убит в прошлом году в Джексон-Сити.

— Ну, так что же?

— Да ничего! Когда я получу свою долю…

— Сейчас же, сию минуту! — с необычной горячностью ответил Вест, и, прежде чем Маркс успел спохватиться, он схватил его за шиворот и с непостижимой силой швырнул головой вниз, в трюм.

III ПРАХ ОТ НОГ ЕЕ

На следующий день поутру высокочтимый викарий Джон Трю, достав из портсигара большую дорогую сигару, благодушно закурил и стал говорить о самопожертвовании и самоотвержении.

— Через три недели я буду на своей кафедре, а вы будете праздновать свой медовый месяц! Позволительно ли мне сказать, что я охотно поменялся бы с вами?

— Сделайте одолжение! В Америке мы говорим все, что нам хочется сказать, и вот почему нас некоторые люди называют вульгарными. Но заметьте, высокочтимый викарий, что пароход является поистине превосходным местом для всякого рода болтовни, шалостей и глупостей! Вот почему, быть может, все мы так прекрасно себя чувствуем здесь. Здесь сбрасывается всякая маска стеснительных приличий, и всякий делает, что хочет, что ему вздумается. Здесь дышится легко и свободно. Взгляните только, что делается с нашей интеллигенцией, как только она почувствует себя в открытом море! Смотрите, вон тот пожилой господин с длинными баками, что забавляется киданием картошки в волны, — ведь это глава и председатель одной из крупнейших издательских фирм Нью-Йорка! Могу себе представить, что сказали бы члены его клуба, если бы увидели его за таким занятием! А вон ваш приятель-священник из Дургама с таким усердием увлекается игрой в шарики! Что, если бы он потратил столько же усердия на свое дело; он мог бы обратить в свою веру половину дикарей на земном шаре. А через недели две он будет, как и прежде, читать свои проповеди и молитвы, как будто ничего не случилось!

— То-то и есть, — сказала задумчиво Джесси, — что на пароходах никогда ничего не случается! Мы встаем поутру и ложимся спать, потому что так надо. Но взгляните только на это море и спросите, кому здесь охота думать о делах или приняться за какое-нибудь дело, кроме как только следить целыми часами за прибоем волн, за их бесконечной игрой и переливами. О, как я люблю море! Я люблю думать, что эти волны и через тысячи лет будут все те же, что теперь, что море всегда одинаково, что никто, увидев его даже через много лет, не воскликнет: «О, как оно изменилось!», или «Где-то любимое мое местечко, которое так нравилось мне когда-то?» Нет, мне кажется, что если бы кто-нибудь простоял здесь миллион лет, то море осталось бы все то же! И эта уверенность в нем, это сознание, что оно никогда вас не разочарует, никогда не обманет вас…