Сочинения в двух томах. Том 1 - [187]

Если я имел какое-либо сомнение относительно того, что это означает, то откровенный американец сразу разрешил его без малейшего вопроса с моей стороны.

— Кладовая старика, — сказал он. — Он держал здесь все, что не годится для еды. Я думаю, он увез на берег самое лучшее. Все перешло на судно Колина Росса. Купите хоть один золотой кирпичик из того, что осталось, — не станете беднее от этого. Теперь мы все делим и делим между собой. Тут внизу стоял часовой день и ночь, когда старый Исаак был на борту. Вы, я думаю, здорово напугали его. Он бежал в Бразилию через день после того, как мы увидели вас…

Я, в свою очередь, спросил его:

— Был ли генерал Фордибрас здесь на борту вместе с тем человеком, о котором вы говорите?

— Не в этот раз. Я слышал, что он уехал в Европу. Он слишком податлив для такого дела. Три Пальца никогда не мог смотреть в лицо Шеффилдскому Ножу. Все мужество его перешло к дочери.

Мы прошли, пока он говорил, через вторую стальную дверь и спустились по коротенькой лестнице во второй коридор, по сторонам которого шли обыкновенные каюты. Здесь находилось помещение для лекарств и медицинских материалов: это была комната в современном стиле, устроенная, по-видимому, доктором, который прекрасно знал, как оснащены европейские больницы.

Я поспешно осмотрел все и нашел антисептические средства, вату, бинты и скальпели, без которых я почти ничего не мог бы сделать для раненых.

Я превысил бы свое право, вздумай я рассказывать вам о тех продолжительных часах, которые последовали непосредственно за моим вступлением в роль доктора.

Я провел их как человек, попавший в страну снов и беспокойных мыслей. Раненых на пароходе оказалось не менее тридцати одного человека, из них семь принадлежали к группе у бака, а двадцать четыре — к группе у спуска в каюты. Последние очень меня заинтересовали, так как среди них были англичане и лица, которые были мне известны по истории недавних преступлений. Один из них, юноша, получивший на лбу тяжелый порез складным ножом, упоминался в связи со знаменитым делом о поджогах в английском банке, совершенных лет пять назад.

Я узнал также итальянского вора Дитуччи, германского мошенника Уриха, молодого бельгийца Монтерри, который, по всеобщему мнению, отбывал каторжные работы, присужденные ему за покушение на жизнь короля Леопольда. К счастью, не многие из этих людей были ранены ружейными пулями. Убитые падали мгновенно, и тела их были уже выброшены в море. Все мои пациенты были жертвами порезов, страшно зияющих у некоторых, и тяжелых переломов у других. Двое умерли, пока я перевязывал их. Это была полная страданий работа, и я надеюсь, что меня никогда больше не позовут к таким людям — в качестве врача или кого-нибудь другого.

Честные люди, как я называл матросов парохода, страдали теперь гораздо меньше. Они благодарили меня за оказанную им помощь. Что касается американца, то он откровенно рассказал мне историю этого страшного побоища.

— Мы стояли за то, чтобы ехать в Рио-де-Жанейро, а мистер Росс был против этого, — говорил он. — Ждали вспомогательного судна, и на нем были, как я думаю, люди, согрешившие против закона. Еврей обращался с нами, как с самыми грязными, низкими людьми, и часто поговаривал о плотах. Знаете ли, для чего эти плоты, доктор? Живых людей бросают через борт на такой вот плот величиной с большой широкий стол и желают им счастливого пути. Колин Росс заболел лихорадкой и теперь лежит внизу и бредит. Мы получили оружие после того, как подмаслили подштурмана и пообещали ему место Росса. Рано или поздно, но это должно было случиться. Мы убивали их, как овец, а теперь мы собираемся высадиться на берег и сорить там нашими деньгами… Я говорю, разумеется, только о тех, что остались в живых, хоть их в общем-то очень мало, — вы знаете сами, доктор.

Он говорил правду, в этом не было сомнения. Я стоял на палубе поистине зачумленного корабля. Он был полон предсмертных воплей и рыданий. Наступила ночь, и густой белый туман покрыл океан. Яхта больше не была видна. Из всех проведенных мною часов среди этого великого испытания это был самый ужасный и грозный по своему значению.

Яхта не могла найти меня среди тумана, и мне грозила опасность остаться пленником этих отчаянных людей и их заложником на случай ожидающего их возмездия…

XXVIII НА КАПИТАНСКОМ МОСТИКЕ ДОКТОР ФАБОС ПОСЕЩАЕТ КОЛИНА РОССА

Я подвергался серьезной опасности, но было бы неблагоразумно выказывать это. Весьма возможно, что люди эти не догадывались о том, что все преимущества на их стороне, и могли только случайно понять это. На судне не было теперь ни дисциплины, ни начальника — никого, кто мог бы сдерживать их. Страдания раненых мешали им думать о том, что делать. Я видел, что все смотрели на меня как на доброго ангела, платя мне полным доверием и повинуясь мне так же беспрекословно, как они повиновались своему капитану. Они не забыли даже и того, что я уехал с яхты без обеда, и предложили мне закусить и выпить.

— У старого Валентина хороший вкус на этот счет, и у него здесь много всяких запасов, — сказал мне простодушный американец. — Скажите только, чего вы хотите, пробки, как ракеты, полетят вверх… Скажите, доктор, чего вы желаете, и пусть только найдется лежебока, который откажется принести вам требуемое, я шкуру сдеру с него! Богу одному известно, что сталось бы с моими товарищами, не согласись вы приехать к нам…