Сочинения в двух томах. Том 1 - [6]
И леса больше не стало.
Теперь во все стороны простиралась беспредельная равнина, голая, бесплодная, испещренная степями, озерами и болотами. И народ, собравшийся в центре равнины, созерцал совершенную работу и размышлял о вновь предстоящих трудах. Все, кто начали рубить лес, были мертвы, как мертвы были и их дети, и их внуки. Но терпеливое четвертое поколение расчистило равнину.
Хоанг Ти увидел на вершине самой большой горы, охраняемой семью рядами гранитных тигров, свою могилу.
Пятое поколение обрабатывало долину. Степи одна за другой превращались в поля. На болотах начинались посадки риса. Новая растительность, покорная людям, одела своим покровом Империю. Загнанные тигры убежали к снеговым вершинам пограничных гор. Слоны были пойманы и запряжены в плуги. Умерли воздушные драконы, а их дети, облака, проливали на землю плодоносящие дожди. Народ каждую ночь возрастал в числе и стал неисчислимым. И стали прекрасными женщины — подобно основателю «Желтому» Хоанг Ти, позлащенные солнцем.
Затем настала пора созидать города. На берегу рек и озер, на перекрестках каналов и дорог, в глубине бухт и в теплых долинах, опоясанных горами, зарождались города. Сначала несколько жалких хижин, страдавших от дождей, ветров и грозы; потом возникали деревни, имевшие уже более солидный вид; наконец — горделивые города, украшенные дворцами и забронированные стенами; наконец — исполинские столицы, в прудах которых отражались мраморные дворцы и кедровые пагоды. И более далеко, чем видел ограниченный горизонтом глаз, сверкали фарфоровые крыши с приподнятыми углами, подобно шатру Хоанг Ти. И в листве тутовых деревьев шелковичные черви покорно пряли шелковистые нити, и только в блестящий шелк одевались люди.
Император и народ победили.
Умиротворенные и благосклонные теперь боги перестали враждебно уединяться и поселились в пагодах, где в честь их были поставлены вылитые из чистого золота кумиры.
А на берегах реки, в недрах самой богатой из семнадцати провинций, была раскинута самая большая из семнадцати столиц. И Хоанг Ти вглядывался в нее… Нет, не доживет она до преклонного возраста, не будет она вековечной. Другие займут ее место. Но теперь было время ее величия: она была императрицей городов. За серыми стенами императорской столицы была ограда из красной стены: внутри этого красного города был еще желтый город — и в нем лиловый дворец. Там Хоанг Ти видел: на циновке, под зонтиком, усыпанным драгоценными каменьями, лежал он сам, император… Слуги, распростершись в отдаленье, вставали перед ним лишь для того, чтобы возжечь ладан вместе с маленькими свитками серебряной бумаги. Да, он, Хоанг Ти, лежал на циновке, держал трубку и курил.
И высшее счастье светилось в его глазах, и Хоанг Ти сознавал это счастье. Несказанный покой царствовал в императорском святилище, и Хоанг Ти чувствовал, что такой же покой царит сейчас в шатре между красным богом и им самим.
И вот глаза Хоанг Ти увидели еще более далекое…
Вне лилового дворца, за желтой, красной и серой стенами целый город курил подобно императору. Широкими клубами растекался опий из трубок, обволакивая весь народ своим возвышающим опьянением. Глубокие мысли отражались на лицах людей, и каждый день они становились величественнее под действием божественного снадобья.
Вне города, вне провинции и до самых снеговых границ Срединной империи, растекался опий над горами и деревнями, и повсеместно вместе с ним приходил мир, терпимость и философия; вместе с ними приходила мудрость и доброта.
Империя была основана, империя процветала. Торжествующий народ почил на лаврах и наслаждался своей победой. И опий научил его неге отдыха, радости медлительной истомы в недрах курилен, овеянных легкими грезами, реющими среди черного дыма. Философский опий умерял дикую грубость варваров, облагораживал несоразмерную энергию, цивилизовал и утончал грубое естество, слишком мощное и слишком изобильное. И при содействии опия, народ очень скоро стал счастливым, мудрым — слишком счастливым, слишком мудрым…
Когда солнце взошло, Хоанг Ти, бледный и с глазами подобными бронзовым зеркалам, вышел из шатра. Он держал в своих руках трубку, лампу и опий. Бог с червленым смеющимся лицом исчез вместе с рассеявшейся ночью.
Хоанг Ти направился к реке, и народ безропотно последовал за императором.
Хоанг Ти размышлял о том, что в своих руках он несет мудрость и благо всего народа. Но в то же время он видел лес — лес, который нужно было срубить. Он измерил взором необъятные просторы лесов, на месте которых должно было основать Империю. И он посмотрел на свой народ, на это оружие, предназначенное для невероятных трудов…
Народ был диким, крепким и сильным. Он мог быть примитивным, но мощным и непреодолимым орудием. Однако, если его уточнить, отполировать, то его созидательная энергия, несомненно, исчезнет, испарится в черных клубах дыма…
Все это передумал Хоанг Ти — и, когда вступил в реку, вдруг решил: «Нет, это потом…» И разжал свои руки.
Трубка, лампа и опий упали. Народ, не задумываясь над этим — как всегда не задумываясь! — повалил за ним…
