Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [139]

.

29. О том же

Поскольку наш ум не начало вещей, не определяет их собой — это дело божественного ума, который сам определяет начало своих действий, — и в его силе все свернуто [лишь] понятийным образом, то напрасно трудились многие охотники, пытавшиеся уловить [в нем] сущности вещей. Интеллект схватывает только то, что находит в себе самом, а сущности и чтойности вещей не суть в нем он сам, в нем одни понятия вещей, то есть их уподобления и подобия; сила интеллекта — возможность уподобиться всем умопостигаемым вещам: в нем содержатся идеи, или подобия, вещей, и его называют местом идей, но он ни в коем случае не сущность сущностей, и напрасно в понимании себя он ищет сущности вещей, которых там нет. Как видение в своей силе и потенции имеет только видимые идеи, пли формы, а слух — только слышимые, так и интеллект в своей силе и потенции имеет только формальные идеи; один Бог в своей причинной силе и потенции заключает сущности и сущностные формы всех вещей. В видении доступным видению способом существует все, однако видение все равно не может постичь умопостигаемое, опережающее и превосходящее его силу; оно не может постичь даже слышимое, не подпадающее его способности, π хотя иногда все-таки улавливает его косвенно через видимые знаки и письмо, то уж никогда ни прямо, ни косвенно оно не улавливает умопостигаемого, следуя за ним и потому не обладая достаточной силой, чтобы его схватить. Так же интеллект никогда не может постичь и исчерпать своим пониманием формы и чтойности вещей, коль скоро они опережают и превосходят его понятийную силу, хотя он может строить о них предположения (coniecturas), исходя из того, что понимает. Только Бог, творец и податель сущностных форм, созерцает их в самом себе. Бог даже, собственно, не понимает, а осуществляет (essentiat) их, что и значит, что в нем определяющий предел всего. Возможность стать понимающим достигает высшего предела только в его интеллекте, который есть все, что может быть, так что не его понимание идет от вещей, а вещи от него. Наоборот, наш интеллект ничего не понимает, если не уподобит себя умопостигаемому, так что понимаемое им он читает внутри самого себя — в своем слове, или представлении. Не может интеллект постичь внутри себя и свою собственную чтойность и сущность, разве что способом, каким понимает все другое, то есть образовав по возможности свое умопостигаемое подобие. Как зрение не видит себя — ведь как ему себя увидеть, не став одной из видимых вещей? — и лишь по тому, что человек видит другие вещи, он постигает, что у него есть зрение, однако самого зрения не видит, так, сознавая себя понимающим, человек понимает, что в нем есть интеллект, но что он есть, не понимает. Это затронуто выше, где передается ответ индуса[530]: пока не познана божественная сущность, как следствие ни одна сущность вещей не может быть схвачена познанием. И заметь, что я сказал выше: понятия вещей следуют за вещами; понимающая сила развертывается в понятия вещей и следует тем самым за их сущностями. Но сущность понимающей силы прежде и этой своей силы, и следующих за ней менее благородных чувственных сущностей; сущность понимающей души не есть ее сила и потенция, такое может быть истинным только в Боге, который раньше различия акта и потенции, как, наверное, уже достаточно показано выше. Мы ведь не знаем всего, что может быть познано человеком. Ты, скажем, не стал грамматиком, ритором, логиком, философом, математиком, теологом, механиком и так далее, однако, будучи человеком, можешь всем этим стать. Хотя возможность стать человеком, актуально определилась в тебе именно таким вот образом, каков ты есть, и эта определенность есть твоя сущность, однако возможность стать человека в тебе никогда не завершена до полной определенности. Имея в виду эту незавершенную неопределившуюся возможность стать, платоники, как передает Прокл[531], называли все составом из законченного, пли определившегося, и бесконечного, законченность относя к определившейся сущности, бесконечность к потенции и возможности стать.

30. О десятом поле, порядка

Потом. Дионисий, глубочайший из всех, в своем искании Бога нашел, что в нем одновременно истинны противоположные утверждения и что его лишенность есть преизобилие; скажем, несубстанциальный, он именуется субстанцией всего, превосходящей всякую субстанцию. В главе о премудрости Дионисий говорит так: «На это надо спросить, как мы знаем Бога, который не познается ни умом, ни чувством и вообще не есть ничто из умопостигаемого? Пожалуй, будет истиной сказать, что мы не познаем Бога из его природы, — это неведомо и выше всякого разума и смысла, — но, исходя из высшей упорядоченности расположения всех творений, поскольку она произведена сообразно этой его природе и являет собой какие-то образы и подобия божественных прообразов, мы этим путем порядка в меру наших сил поднимаемся к всепревосходящему в высшем отрицании всего и в восхождении к всеобщей причине. Поэтому Бог узнается как во всем, так и отдельно от всего, через знание и незнание. От него и понимание, и разум, и знание, и осязание, и ощущение, и мнение, и воображение, и все прочее, и все-таки он и непостижим, и несказанен, и неименуем, и не есть ничто из сущего, и не познается ни в каком творении, и во всем есть все, и ни в чем ничто, и познается всеми через все, и никем ни через что». Поистине «весьма справедливо говорить так о Боге. Он славим и хвалим от всех сущностей за упорядоченность и разумность всего созданного им. И божественнейшее познание Бога достигается также через незнание в сверхразумном единении, когда интеллект, отойдя от всего сущего, а потом оставив и самого себя, единится с его блистательными лучами, озаряемый непостижимой глубиной премудрости. Она тоже, как я сказал, познается через все вещи. По единодушному суждению всех, она все создает и всегда все согласует; она причина нерасторжимой всеобщей гармонии и порядка, она всегда связывает конец первых с началом вторых, создавая единую соустремленность и гармонию прекрасной вселенной»