Сочинения - [8]

Шрифт
Интервал

Пьерро и Коломбин,
Китайских мандаринов
Испанских балерин.
Меня веселый малый
Осыпал конфетти,
Под женской маской алой
Послышалось: «Прости»…
Тогда (о, чудо это!)
Труп ожил и восстал
И голову поэта
К своей груди прижал.
И медленно от плахи
Сошел между перил.
Палач застыл и в страхе
Табак свой уронил…
И важно, и степенно
Мой труп затанцевал…
Все сущее — нетленно…
Я открываю бал.
Ведь это именины
Последние, друзья…
Пьерро и Коломбины,
Танцуйте вкруг меня…
И площадь шелестела —
«Прости, прости, забудь»…
А голова синела
И целовала грудь…

«Душа, и ты не спасена…»[84]

Борису Божневу

Душа, и ты не спасена…
Бегут, меняясь, времена —
Бессмысленная скоротечность…
И сквозь тебя и над тобой
Размеренностью роковой
Густая проплывает вечность…
Глухая, глупая, тебе ль
Понять единственную цель?
Здесь нет начал, ни окончаний,
И годы пронесут сквозь мир
Твой терпкий миг, твой редкий пир,
Не тронув лишь воспоминаний…
Так прихотливая река,
Скользя, упорствуя века,
Уносит скал нагроможденье,
Но смыть не сможет никогда
Живое зеркало — вода
Простого лика отраженье.
Она струится и бежит,
А человек над ней стоит,
Вниз головой другой мечтает…
И — чудо — сквозь него плывет
Колода крепкая и плот,
А он и места не меняет…

«Мечту преследую упорно…»[85]

Мечту преследую упорно,
Она преследует меня.
А с неба золотые зерна,
Соболезнующе звеня.
Параболической дугою
Срываясь, падают во мгле,
Но исступленные ногою
Топчу я звезды на земле.
И утомившись от погони,
Я опечаленный стою,
И жжет огонь мои ладони,
Сжигает голову мою….
Не так ли, хвост поймать желая,
Собака вертится волчком,
И мух докучливая стая
Над мокрым вьется языком…

«Спокоен я. Ничто уже…»

Спокоен я. Ничто уже
Не соблазнит и не наскучит.
Иду по медленной меже,
Где Некий говорит и учит.
Мне равновесие дано
Совместно с прочими дарами,
Живу, как жить мне суждено,
И не юродствую стихами.
И слышу — голос вышины
Мне отпускает прегрешенья…
Там взвешены и сочтены
И богохульства и моленья.
Переплетаются во мне
Глухие звуки и молчанья.
Душа — на ледяном огне
Успокоительного знанья…

«Золотой монетой платит…»[86]

Золотой монетой платит
Времени — ростовщику,
Только золота не хватит,
Не потрафит старику.
Приготовилась ко смерти,
Успокоилась она
И руками в небе чертит
Расставанья письмена.
Отбывающей к покою,
Примиренною, без сил —
Любим мы ее такою,
Я всегда ее любил.
…Отошла. И вот над нами
Ветер воет, снег идет,
Словно белыми стихами
Лира снежная поет…

Громоотвод[87]

Высоко вздетою стрелой
Он угрожает небосводу.
Он держит, гордый и прямой,
В повиновении природу…
Гроза ли потрясает дом,
Разят ли молнии кругом —
Спокойно внемлешь ты невзгоде —
Он в землю молнии отводит.
Но берегись, в тупой гордыне,
Душа застывшая моя,
Иное бедствие нахлынет,
Иное полымя, грозя,
Гремит все ближе с каждым годом…
Страшна рокочущая речь —
И не земным громоотводам
Тебя от смерти уберечь.
…Пока сама стрелой не станешь,
Направленною к небесам,
Пока не долетишь до грани,
Где оправданье чудесам…

«О самом скрытом, о самом темном…»[88]

О самом скрытом, о самом темном,
До исступления, до немоты…
О том подонном, о том огромном,
Что я почуял, что чуешь ты…
Об этом только. Всегда об этом…
Я опрокинул в себя глаза.
В единоборстве души со светом
Не умирает моя гроза…
…А! Ты думаешь — там пусто,
Никого и ничего…
И ни шороха, ни хруста,
Неживо и немертво…
А! Ты веришь: он спокоен,
Ничего, что он поэт,
Он на лад иной настроен,
Принимает «да» и «нет»…
О мой глупый друг, упрямый,
Ты не знаешь, слеп и скуп, —
Дна не видно этой ямы,
Слово брошенное — труп…
— Утихаю, умолкаю,
Обрываю эту нить…
— Я самым тайным живу, сгораю
И научаюсь не говорить…

«Я спать хочу. И вот слетает сон…»[89]

Я спать хочу. И вот слетает сон.
Теряю вес. И становлюсь душою.
И я лечу на мировой балкон,
Построенный высоко над землею.
Там в тишине над трудным чертежом
Склонился старый, утомленный зодчий…
И я лечу, я вьюсь вокруг, кругом
И набожно его целую очи.
Он Мастер мира. Там на небе Он
Грустит о неудавшемся твореньи.
И счастлив я принесть земли поклон
За жизнь, за смерть и за восторг служенья…

«Я знаю — смерти боятся…»[90]

Я знаю — смерти боятся
Те, кто не видят снов…
Отчего же мне ангелы снятся,
Слетевшие с облаков?
Вот комнату наполняют,
Подымают и шум, и гам,
И танцуют, и напевают,
Подражают моим стихам…
Они теплые и живые,
Белоснежные и с огнем…
Отливают глаза голубые
Ослепительно-ясным днем…
Вот они меня подымают,
Украшают цветами лоб
И целуют, и закрывают
Осторожно в хрустальный гроб.
А потом, кружа, улетая,
Так легко уносят его
До седьмого неба, до рая,
До того, что земля — ничего…

«Должно быть, есть в душе земной…»[91]

Должно быть, есть в душе земной
Неуловимый, тайный строй
В какой-то свет — проникновений,
В последней правде — окрылений,
Что нам являют мир иной
Неодолимых совершений…
Иначе можно ли понять?
Держать кинжала рукоять
И там, на донышке глубоком,
Вдруг увидать духовным оком —
Цветок — его и не назвать, —
Питаемый небесным соком…
Иначе можно ль объяснить
Стихов пленительную нить
И музыки очарованье,
И ветра вольное дыханье, —
Весь этот мир, в котором жить
И радость нам и наказанье…
И, углубляя сущий мир
И в дружбе Муз, и в пеньи лир,
Нам на земле земного мало,
Иное, высшее начало,
Неосязаемый эфир
Уносит души из подвала.

«Ты попросил стихи в подарок…»


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.