Сочинения Фрица Кохера и другие этюды - [8]
Рождество
Рождество? О! Это будет самое плохое сочинение, потому что про такое чудо хорошо написать не получится. — На улицах, в передних, на лестницах и в комнатах пахнет апельсинами. Выпало много снега. Рождество без снега было бы невыносимым. После обеда мы услышали два тоненьких голоска у нашей двери. Я пошел открывать. Я знал, что это бедные дети. Я смотрел на них довольно долго и бессердечно. «Чего вам?» — спросил я их. Тогда маленькая девочка заплакала. Мне стало неловко, что я был таким грубым. Пришла мать, отослала меня и вручила детям небольшие подарки. Когда наступил вечер, мать позвала меня в прекрасно убранную комнату. Я вошел с волнением. Признаюсь, я испытываю какой-то необъяснимый страх перед получением подарков. Моей душе не нужны подарки. Я вошел, и у меня заболели глаза, когда я окунулся в море света и огней. Перед этим я долго ждал в темноте. В гостиной в кожаном кресле сидел отец и курил. Он встал и торжественно подвел меня к подаркам. Мне стало неловко. Это были самые красивые вещи, какие только могли порадовать глаз и сердце. Я улыбнулся и попытался что-то сказать. Протянул отцу руку и посмотрел на него с благодарностью. Он рассмеялся и заговорил со мной о подарках, их значении, их ценности и о моем будущем. Я старался не показать, какое удовольствие они мне доставили. Пришла мать и подсела к нам. Мне хотелось сказать ей что-то ласковое, но язык не повернулся. Она угадала мое намерение, притянула меня к себе и поцеловала. Я был несказанно счастлив и рад, что она меня поняла. Я прижался к матери и заглянул ей в глаза, в которых стояли слезы. Я говорил с ней, но про себя, беззвучно. Я был так счастлив, что могу говорить с матерью таким чудесным способом. А потом мы развеселились. Пили вино из изящных граненых бокалов, смеялись и болтали. Я рассказал о школе и об учителях, особенно про их чудачества и странности. Мне охотно простили мою буйную веселость. Мать села за пианино и сыграла какую-то простую песню. Она играет ужасно нежно. Я прочел наизусть стихотворение. Я читаю стихи ужасно плохо. Вошла служанка и внесла пирог и булочки (объеденье, по маминому рецепту). Когда ей вручали подарок, она состроила глупую мину, но вежливо поцеловала матери руку. Брат не смог прийти, о чем я очень сожалею. Наш лакей, старый Фельман, получил большой закрытый пакет. Он выбежал из комнаты, чтобы его открыть. Мы расхохотались. Рождество тихо шло к концу. Мы сидели одни за бокалом вина и почти не говорили. Потом время пошло быстро. В двенадцать часов мы поднялись, чтобы отправиться спать. На другое утро все выглядели довольно уставшими. Рождественское дерево тоже. Не правда ли, плохо написано? Но я, по крайней мере, предупредил об этом, так что нечего меня упрекать.
Вместо сочинения
Письмо моего брата ко мне: Дорогой брат! Твое письмо я получил, прочитал и с удивлением, чуть ли не с восхищением, прочитал во второй раз. У тебя просто дьявольский стиль. Ты пишешь как два профессора сразу. Даже настоящий писатель не мог бы выразить себя лучше. Откуда это у тебя? — Особенно хороши твои изречения об искусстве. Да, брат, искусство — великая и приятная вещь, но это чертовски трудно. Хорошо бы заниматься им спокойно и на досуге, исходя из своих представлений. Тормозит только одно: умение, ремесло, лежащее между произведением искусства и его возникновением. Сколько я вздыхал из-за него, не хуже богомольца. Знаешь, брат, я уже некоторое время пишу стихи. Сижу вечерами допоздна за письменным столом при свете лампы и пытаюсь придать своим ощущениям звуковое выражение. Мне это дается с трудом, а другим вроде бы легко, и у них здорово получается. Недавно один даже прославился. Он не старше меня, а уже выпустил целый сборник стихов. Я не завидую, но мне больно видеть, насколько я, со своими страстными устремлениями, отстаю от него. Если муза не улыбнется мне в самое ближайшее время, я брошу это занятие и завербуюсь в наемники. Изучение философии кажется мне смехотворным, и ни для одной профессии я не гожусь. Воюя в чужой стране, я добуду больше славы, чем здесь, даже если освою какую-то профессию. Я буду вести бурную жизнь, полную приключений, как и все, которым слишком тесно на родине. Жалею, что признался тебе в этом. Наверное, умнее было бы промолчать. Но я верю в твою стойкость и умение держать язык за зубами. Знаю, родителям ты не проболтаешься. Любимый брат, как у тебя дела? Прежде чем я завербуюсь, давай проведем вместе еще одну прекрасную ночь. Возможно, мне повезет со стихами, и тогда не придется бежать на чужбину. Ты пишешь, что тебе скучно. Рано ты соскучился, милый. Думаю, в тебе говорит только твой живой дух и стремление выражаться высоким стилем. Что еще я хотел сказать? Что всегда любил и люблю тебя. Ты умный парень, и с тобой можно говорить по душам. Ты совершишь нечто великое, или я ничего не смыслю в жизни. Да уж, искусство заставляет меня попотеть. Жаль с ним расставаться. Но либо я напишу превосходные стихи, либо не буду писать вовсе. Нет ничего более убогого, чем дилетантство. Ты все еще совершаешь прогулки, подобные тем, которые мы совершали прошлым летом? Прогулки в одиночестве очень полезны. Имей терпение в школе. Может, ты вдвое умнее учителя, но лучше с ним не связываться. Всего хорошего, малыш, всего хорошего. Что бы ни случилось, скоро звездной ночью, за кружкой пива, мы поговорим о тех вещах, что в этом мире могут быть так прекрасны и так ужасны. Хорошо бы иметь крылья орла, но всего хорошего! — Это письмо моего брата я сдаю вместо сочинения, потому что мне сегодня совсем лень думать. Я прошу учителя, если его можно просить об одолжении как человека чести, ничего не разбалтывать, но великодушно хранить молчание. Кстати: стихи моего дорогого брата давно пользуются успехом, а сам он прославился.
Перед читателем — трогательная, умная и психологически точная хроника прогулки как смотра творческих сил, достижений и неудач жизни, предваряющего собственно литературный труд. И эта авторская рефлексия роднит новеллу Вальзера со Стерном и его «обнажением приема»; а запальчивый и мнительный слог, умение мастерски «заблудиться» в боковых ответвлениях сюжета, сбившись на длинный перечень предметов и ассоциаций, приводят на память повествовательную манеру Саши Соколова в его «Школе для дураков». Да и сам Роберт Вальзер откуда-то оттуда, даже и в буквальном смысле, судя по его биографии и признаниям: «Короче говоря, я зарабатываю мой насущный хлеб тем, что думаю, размышляю, вникаю, корплю, постигаю, сочиняю, исследую, изучаю и гуляю, и этот хлеб достается мне, как любому другому, тяжким трудом».
Поэтичные миниатюры с философским подтекстом Анн-Лу Стайнингер (1963) в переводе с французского Натальи Мавлевич.«Коллекционер иллюзий» Роз-Мари Пеньяр (1943) в переводе с французского Нины Кулиш. «Герой рассказа, — говорится во вступлении, — распродает свои ненаглядные картины, но находит способ остаться их обладателем».Три рассказа Корин Дезарзанс (1952) из сборника «Глагол „быть“ и секреты карамели» в переводе с французского Марии Липко. Чувственность этой прозы чревата неожиданными умозаключениями — так кулинарно-медицинский этюд об отварах превращается в эссе о психологии литературного творчества: «Нет, писатель не извлекает эссенцию, суть.
"Разбойник" (1925) Роберта Вальзера — лабиринт невесомых любовных связей, праздных прогулок, кофейных ложечек, поцелуев в коленку, а сам главный герой то небрежно беседует с политиками, то превращается в служанку мальчика в коротких штанишках, и наряд разбойника с пистолетом за поясом ему так же к лицу, как миловидный белый фартук. За облачной легкостью романа сквозит не черная, но розовая меланхолия. Однако Вальзер записал это пустяковое повествование почти тайнописью: микроскопическим почерком на обрезках картона и оберточной бумаги.
Когда начал публиковаться Франц Кафка, среди первых отзывов были такие: «Появился молодой автор, пишет в манере Роберта Вальзера». Позже о знаменитом швейцарском писателе, одном из новаторов литературы первой половины XX века, Роберте Вальзере (1878–1956) восторженно отзывались и сам Ф. Кафка, и Т. Манн, и Г. Гессе. «Если бы у Вальзера, — писал Г. Гессе, — было сто тысяч читателей, мир стал бы лучше». Притча или сказка, странный диалог или эссе — в книгу вошли произведения разных жанров. Сам Вальзер называл их «маленькими танцовщицами, пляшущими до изнеможения».На русском языке издаются впервые.
Когда начал публиковаться Франц Кафка, среди первых отзывов были такие: «Появился молодой автор, пишет в манере Роберта Вальзера». «Это плохая карьера, но только плохая карьера может дать миру свет». Франц Кафка о Симоне Таннере Роман «Семейство Таннер» (1907) известнейшего швейцарского писателя Роберта Вальзера (1878–1956) можно назвать образцом классической литературы. Эта книга чем-то похожа на плутовской роман. Симон, ее неугомонный герой, скитается по свету, меняет места работы, набирается опыта, жизненных впечатлений.
В однотомник входят два лучших романа Роберта Вальзера "Помощник" и "Якоб фон Гунтен", продолжившие общеевропейскую традицию противопоставления двух миров — мира зависимых и угнетенных миру власть имущих, а также миниатюры.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В второй том вошли новеллы под названием «Незримая коллекция», легенды, исторические миниатюры «Роковые мгновения» и «Звездные часы человечества».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
„А. В. Амфитеатров ярко талантлив, много на своем веку видел и между прочими достоинствами обладает одним превосходным и редким, как белый ворон среди черных, достоинством— великолепным русским языком, богатым, сочным, своеобычным, но в то же время без выверток и щегольства… Это настоящий писатель, отмеченный при рождении поцелуем Аполлона в уста". „Русское Слово" 20. XI. 1910. А. А. ИЗМАЙЛОВ. «Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, — он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуёмный русский талант — характер, тратящийся порой без меры». И.С.ШМЕЛЁВ От составителя Произведения "Виктория Павловна" и "Дочь Виктории Павловны" упоминаются во всех библиографиях и биографиях А.В.Амфитеатрова, но после 1917 г.