Сочинения - [31]

Да будет же изведен на среду божественный Иосиф, внук Ревекки, правнук патриарха Авраама, изведен в весне дней его, в юности, во всей красоте (потому что весна есть самое цветущее время года). В весне дней своих был он, цветущие были годы его, но, отличаясь красотою телесною, имел он душу, и тело превосходившую красотою, любим был он отцом, пользовался самою нежною его привязанностью не только как после рожденный, но и как сходный с ним по нравам, как точный отпечаток отцовой добродетели. Когда же он увидел сны свои и пересказал их отцу в присутствии слышавших братьев, немедленно ополчается против него зависть, и терпит он укоризны, порожденные завистию. А по прошествии небольшого времени не терпевшие счастия, возвещенного снами, увидев идущего к ним отрока, устремляются, как звери на агнца, отлученного от стада и оставшегося без попечения о нем пастыря, не уважив седин отца, не сжалившись над старостию, которой, как некий жезл, служил опорою юноша, забыв и закон естества, и право родства, и единство происхождения, и юность возраста, и неведение порока, и эту невольную (потому что была во сне) власть и начальство, пока еще незначительнейшее всякой тени, немедленно вознамерились предать его смерти и осквернить руки родственною кровию. Потом, когда Рувим воспретил убийство и дал совет избежать сего осквернения, на краткое время скрыв во рве, вскоре после сего продают Иосифа купцам измаильтянам и убийство заменяют продажею, не терпя видеть, хотя и во сне, но имевшего над ними властительство. Такое наказание потерпев за сны, Иосиф приведен в Египет, снова продан Пентефрию, который был архимагиром у царя. Но и здесь оставшись, сохранил он отеческую свободу, соблюл в чистоте благородство предков: не изменял в себе доброго чувства, соображаясь со временем, — его бедствия не сопровождались переменою нравов и решимость воли не менялась в нем, как цвет. Напротив того, вступив в иной образ жизни, из свободы перейдя в рабство, остался тверд в прежнем добром чувстве, и говорил ли, делал ли что бы то ни было, всегда на челе его ясно видима была стыдливость. А поэтому немедленно удостаивается он всякой почести и ему поручается правление господского дома. И господам постоянно оказывает он преданность, а другим служителям — справедливость. Благопризнательный к почтившим, прилагает должное попечение о подчиненных его управлению, за что и стал любим теми и другими, потому что пользовался свыше соразмерною добродетели милостию, лучше же сказать, пожинал во много крат обильнейшие плоды трудов. Посему, что ни делал он, все благоустроял Бог в руках его.

Но и здесь снова открылось для него иное бедствие: за треволнением рабства последовала более жестокая буря. Одна волна миновала — другая настигла его; и совершая путь среди толиких волн и обуреваний, сохранил он ладью не погрязшею в водах. Был он, как сказано, молод, украшался свежестью возраста, подобно цветку, едва изникшему из чашечки, на подбородке его расстилался пушок и наподобие венка окружал ланиты, лучи красоты его сливались с скромностию, срастворялись свободою, на челе восседала стыдливость, на губах имела место убедительность. Непрестанно видела это госпожа и, когда должно было почерпнуть из сего пользу, впала в ров непотребства. А как зрение, служа пищею огню похотения, внутри ее возжигало высокий пламень, то разумная сила, не угасив искры в самом начале, была уже не в силах утушить ее впоследствии, когда от искры сделался больший пожар. И тогда, приняв в споборники безстыдство, пыталась она словами уловить в сети юношу. Но как добыча не поддавалась сетям, легко перескакивала чрез вбитые в землю колки, любодейные, прикрашенные сладострастием речи упрашивавшей госпожи оставались без действия и не вели ни к чему, оставив уже слова, решается она искусить самым делом: воспользовавшись тем, что никого не было в опочивальне, схватывает юношу, подумав, что он раб, а не господин страстей. Но не на отсутствие людей надеялся Иосиф, а видел повсюду присущее Око, не привел себе на мысль своего рабства, не убоялся ее господства, рассуждая о великости бедствия, какое претерпевал, не захотел ослабить бразды страстям так как бы никто не надзирал над делами человеческими, и не потребовал отчета у решившихся делать неправду, но противостал рассудком рабству, господству, перемене в образе жизни, стремлению вожделения, легко воспламеняющемуся возрасту, убедительным, обольстительным речам, с какими госпожа обращалась к рабу, отсутствию обвинителей, ожидаемой клевете, тысячам бедствий, какие могли произойти от сего. И прежде всего, отступив от законов рабства и прияв на себя должность советника и учителя, делается защитником целомудрия и обвинителем непотребства. И юноша — старейшей летами, раб — госпоже, не носивший еще супружеского ига и подверженный сильным приражениям вожделения — живущей с мужем, имеющей возможность законно удовлетворять похотению, подает урок целомудрия. И самые священные слова целомудренного юноши достойны того, чтобы выслушать. Аще господин мой, говорит он, не весть мене ради ничтоже в дому своем, и вся, елико, суть ему, вдаде в руце мои, и ничто есть выше мене в дому сем, ниже изъято бысть от мене что–либо, кроме тебе, понеже ты жена ему еси: и како сотворю глагол злый сей и согрешу пред Богом