Событие - [12]

Шрифт
Интервал

семейный праздник и — это возвращенье!
ЭЛЕОНОРА ШНАП:

Я то же самое говорю. Они были так счастливы! На чем держится людское счастье? На тоненькой-тоненькой ниточке!

ВАГАБУНДОВА:

(Антонине Павловне.)

Какое прелестное ситечко!
Мне пожиже, пожиже…
Да, счастье, — и вот — поди же!
ВЕРА:

Господи, что же вы их уже отпеваете? Все отлично знали, что Барбашин когда-нибудь вернется, а то, что он вернулся несколько раньше, ничего, в сущности, не меняет. Уверяю вас, что он не думает о них больше.


Звонок.


ВАГАБУНДОВА:
Не говорите. Я все пережила…
Поверьте, тюрьма его разожгла!
Алексей Максимович, душенька, нет!
Забудем портрет.
Я не могу сегодня застыть.
Я волнуюсь, у меня грудь будет ходить.

Ревшин входит.


РЕВШИН:

Евгенья Васильевна с супругом, а также свободный художник Куприков.

ТРОЩЕЙКИН:

А, погодите. Он ко мне. (Уходит.)

ЭЛЕОНОРА ШНАП:

(Вагабундовой.) Как я вас понимаю! У меня тоже обливается сердце. Между нами говоря, я совершенно убеждена теперь, что это был его ребеночек…

ВАГАБУНДОВА:
Никакого сомненья!
Но я рада услышать профессиональное мненье.

Входят тетя Женя и дядя Поль. Она: пышная, в шелковом платье, была бы в чепце с лентами, если бы на полвека раньше. Он: белый бобрик, белые бравые усы, которые расчесывает щеточкой, благообразен, но гага.[3]


ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Неужели это все правда? Бежал с каторги? Пытался ночью вломиться к вам?

ВЕРА:

Глупости, тетя Женя. Что вы слушаете всякие враки?

ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Хороши враки! Вот Поль его сегодня… Сейчас он это сам расскажет. Он мне чудесно рассказывал. Услышите. (Антонине Павловне.) Поздравляю тебя, Антонина, хотя едва ли это уместно сегодня. (Любови, указывая на Шнап.) С этой стервой я не разговариваю. Кабы знала, не пришла… Поль, все тебя слушают.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Как-то на днях…

ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Да нет, нет: нынче…

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Нынче, говорю я, совершенно для меня неожиданно, я вдруг увидел, как некоторое лицо вышло из ресторана.

ВАГАБУНДОВА:
Из ресторана?
Так рано?
Наверное, пьяный?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Ах, зачем ты меня так балуешь, Женечка? Прелесть! Смотри, Любушка, какие платочки.

ЭЛЕОНОРА ШНАП:

Да. Плакать в них будете.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Делая поправку на краткость моего наблюдения и быстроту прохождения объекта, утверждаю, что я был в состоянии трезвом.

ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Да не ты, а он.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Хорошо: он.

ВЕРА:

Дядя Поль, тебе это все померещилось. Явление не опасное, но нужно следить.

ЛЮБОВЬ:

Вообще это все не очень интересно… Что тебе можно? Хочешь сперва торта? Нам сейчас мама будет читать свою новую сказку.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Мне так показалось, и нет такой силы, которая могла бы меня заставить изменить показание.

ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Ну-ну, Поль… продолжай… ты теперь разогрелся.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Он шел, я шел. А на днях я видел, как расшиблась велосипедистка.

ВАГАБУНДОВА:
Положение ужасно!
Надо уезжать — это ясно!
Всем!
А я еще этого съем.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Может быть, Любушка, подождать, пока все придут?

ЛЮБОВЬ:

Нет-нет, ничего, начни.

АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Что ж, приступим. Итак, этой сказкой или этюдом завершается цикл моих "Озаренных Озер". Поль, друг мой, садись, пожалуйста.

ДЯДЯ ПОЛЬ:

Предпочитаю стоять.


Звонок.


ТЕТЯ ЖЕНЯ:

Не понимаю. Он это рассказывал так красочно, так хорошо, а теперь у него что-то заскочило. Может быть, потом разойдется. (Мужу.) Ты мне не нравишься последнее время.


Входит Ревшин, пропуская вперед старушку Николадзе, сухонькую, стриженую, в черном, и Известного писателя: он стар, львист, говорит слегка в нос, медленно и веско, не без выигрышных прочищений горла позади слов, одет в смокинг.{17}


АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

А, наконец!

ПИСАТЕЛЬ:

Ну что же… Надо вас поздравить, по-видимому.

АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Как я рада вас видеть у себя! Я все боялась, что вы, залетный гость, невзначай умчитесь.

ПИСАТЕЛЬ:

Кажется, я ни с кем не знаком…

НИКОЛАДЗЕ:

Поздравляю. Конфетки. Пустячок.

АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Спасибо, голубушка. Что это вы, право, тратитесь на меня!

ПИСАТЕЛЬ:

(Вере.) С вами я, кажется, встречался, милая.

ВЕРА:

Мы встречались на рауте у Н. Н{18}., дорогой Петр Николаевич.

ПИСАТЕЛЬ:

На рауте у Н. Н. … А! Хорошо сказано. Я вижу, вы насмешница.

ЛЮБОВЬ:

Что вам можно предложить?

ПИСАТЕЛЬ:

Что вы можете мне предложить… Нда. Это у вас что: кутья? А, кекс. Схож. Я думал, у вас справляются поминки.

ЛЮБОВЬ:

Мне нечего поминать, Петр Николаевич.

ПИСАТЕЛЬ:

А! Нечего… Ну, не знаю, милая. Настроение что-то больно фиолетовое. Не хватает преосвященного.

ЛЮБОВЬ:

Чего же вам предложить? Этого?

ПИСАТЕЛЬ:

Нет. Я — антидульцинист{19}: противник сладкого. А вот вина у вас нету?

АНТОНИНА ПАВЛОВНА:

Сейчас будет моэт,[4] Петр Николаевич. Любушка, надо попросить Ревшина откупорить.

ПИСАТЕЛЬ:

А откуда у вас моэт? (Любови.) Все богатеете?

ЛЮБОВЬ:

Если хотите непременно знать, то это виноторговец заплатил мужу натурой за поясной портрет.

ПИСАТЕЛЬ:

Прекрасно быть портретистом. Богатеешь, рогатеешь. Знаете, ведь по-русски «рогат» — значит «богат»{20}, а не что-нибудь будуарное. Ну а коньяку у вас не найдется?

ЛЮБОВЬ:

Сейчас вам подадут.

ВАГАБУНДОВА:
Петр Николаевич, извините вдову…
Вижу вас наконец наяву.
Страшно польщена.
И не я одна.
Все так любят ваши произведенья.
ПИСАТЕЛЬ:

Благодарю.

ВАГАБУНДОВА:
А скажите ваше сужденье…
Насчет положенья?
ПИСАТЕЛЬ:

Насчет какого положенья, сударыня?


Еще от автора Владимир Владимирович Набоков
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.


Защита Лужина

Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…


Подлец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дар

«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.


Бледное пламя

Роман, задуманный Набоковым еще до переезда в США (отрывки «Ultima Thule» и «Solus Rex» были написаны на русском языке в 1939 г.), строится как 999-строчная поэма с изобилующим литературными аллюзиями комментарием. Данная структура была подсказана Набокову работой над четырехтомным комментарием к переводу «Евгения Онегина» (возможный прототип — «Дунсиада» Александра Поупа).Согласно книге, комментрируемая поэма принадлежит известному американскому поэту, а комментарий самовольно добавлен его коллегой по университету.


Другие берега

Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.


Рекомендуем почитать
Изобретение Вальса

Написано в Кап д'Антиб в сентябре 1938 г. Опубликовано в: «Русские записки», 1938, ноябрь (№ 11). При жизни автора по-русски не переиздавалось.


Человек из СССР

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смерть

Пьеса написана в марте 1923 г. в Берлине. На выбор темы и сюжета пьесы повлияли два события в жизни Набокова: трагическая смерть отца, В. Д. Набокова, убитого 28 марта 1922 г., и расторжение помолвки со Светланой Зиверт в январе 1923 г. Тема «инерции» жизни после смерти была развита затем Набоковым в рассказе «Катастрофа» (1924) и повести «Соглядатай» (1930).


Дедушка

Пьеса написана в июне 1923 г. в имении Домэн де Больё, Солье-Пон (вблизи Тулона), где Набоков работал на фруктовых плантациях друга В. Д. Набокова Соломона Крыма (N84. Р. 287).