Событие. Философское путешествие по концепту - [44]

Тогда как насчет довода «реалиста»: пытки всегда имели место, их в (недалеком) прошлом было даже еще больше, разве не лучше, по крайней мере, открыто говорить об этом? Но именно здесь кроется проблема: если пытки использовались всегда, почему находящиеся у власти говорят нам об этом только сейчас? Есть только один возможный ответ: чтобы нормализовать их, т. е. чтобы понизить наши этические стандарты. Пытки спасают жизни? Может быть, но вот души они губят точно – и самым низким оправданием было бы утверждать, что истинный герой готов отдать свою душу, чтобы спасти жизни своих соотечественников. Нормализация пыток в «Цели номер один» является знаком того нравственного вакуума, к которому мы подходим. Если у вас есть какие-либо сомнения по этому поводу, попробуйте представить масштабный голливудский фильм двадцати- или тридцатилетней давности, показывающий пытки подобным образом, – это было бы немыслимо.

Перейдем к нашему третьему, куда более жестокому случаю, сталкивающему нас с тем, что немыслимо даже сейчас. Документальный фильм «Акт убийства» (Final Cut Film Productions, Копенгаген) был впервые показан на кинофестивале в Теллуриде. Снятый Джошуа Оппенгеймером и Кристин Кинн, «Акт убийства» предоставляет уникальный и глубоко шокирующий взгляд на этическую безысходность мирового капитализма. Кинолента, снятая в Медане, Индонезии, в 2007 году, рассматривает случай крайней гнусности: Анвар Конго и его друзья, некоторые из которых сегодня являются уважаемыми политиками, но были бандитами и главарями эскадронов смерти, сыгравшими в 1965 и 1966 годах ключевую роль в убийстве 2,5 миллиона сочувствующих коммунистам, большинство китайского происхождения, решают снять фильм о тех событиях. «Акт убийства» рассказывает «о победивших убийцах и об обществе, которое они построили». После их победы их ужасным деяниям не был отведен статус «грязной тайны», основополагающего преступления, чьи следы должны быть скрыты, – напротив, они в открытую хвалятся деталями своих зверств (как задушить жертву проводом, как перерезать горло, как получить наибольшее удовольствие, насилуя женщину). В октябре 2007-го индонезийское государственное телевидение выпустило ток-шоу в честь Анвара и его друзей; когда во время ток-шоу Анвар говорит, что они в их убийствах вдохновлялись фильмами про гангстеров, модератор поворачивается к камерам и говорит: «Потрясающе! Аплодисменты Анвару Конго!» Когда она спрашивает Анвара, не боится ли он мести со стороны родственников убитых, он отвечает: «Они не смогут. Когда они поднимут голову, мы их в порошок сотрем!» Его помощник добавляет: «Мы их всех уничтожим!», и публика разражается бурными возгласами одобрения. Чтобы в это поверить, надо это видеть.

Но «Акт убийства» необычен тем, что делает шаг вперед и задает главный вопрос: о чем убийцы «думали, когда убивали людей»[125], т. е. какой защитный экран они использовали, чтобы закрыться от ужасов содеянного? Этим экраном, предотвращающим более глубокий нравственный кризис, был экран кинематографический: они воспринимали свои действия как воспроизведения действий своих кинематографических примеров, что позволило им воспринимать саму реальность как вымысел – будучи огромными поклонниками Голливуда (они начали свою карьеру как организаторы и управители черного рынка билетов в кино), они сыграли роль в собственных зверствах, имитируя голливудского гангстера, ковбоя или даже танцора.

Есть хорошая шутка об Иисусе Христе: чтобы отдохнуть после тяжелой работы проповедования и совершения чудес, Иисус решил отправиться на берег Тивериадского озера. Во время игры в гольф с одним из своих апостолов Иисусу пришлось сделать трудный удар; удар не удался, и мячик упал в воду. Иисус дошел по воде до места, куда упал мячик, нагнулся и достал его. Когда он решил попробовать выполнить этот удар снова, апостол сказал ему, что удар очень сложный и что только Тайгер Вудс мог бы выполнить его. Иисус ответил: «Да иди ты, я сын Божий, я могу сделать то, что может сделать Тайгер Вудс!» – и снова замахнулся на мячик, который снова полетел в воду. Иисус вновь пошел по воде, чтобы достать его. В это мгновение мимо них прошла группа американских туристов, и один из них, видя происходящее, повернулся к апостолу и сказал: «Боже мой, кто этот мужик? Он что, думает, что он Иисус?» Апостол ответил: «Нет, этот придурок думает, что он Тайгер Вудс!» Именно так работает фантазматическая идентификация: никто, даже сам Бог, не является непосредственно тем, кто он есть; каждому нужна внешняя, децентрализованная точка идентификации. Мы можем представить сцену с американским журналистом, наблюдающим, как Анвар пытает подозреваемого коммуниста: журналист спрашивает стоящего рядом товарища Анвара: «Кто этот мужик? Он что, думает, что он орудие божьего правосудия?», и товарищ отвечает: «Нет, он думает, что он Хамфри Богарт!»

Здесь мы сталкиваемся с самым брутальным аспектом нравственного вакуума в обществе: какого рода символическую канву (набор правил, определяющих, что общественно приемлемо, а что – нет) должно иметь общество, чтобы был упразднен даже минимальный уровень общественного стыда (который заставил бы преступников относиться к своим деяниям как к «грязной» тайне) и чудовищная оргия пыток и убийств могла чествоваться даже спустя десятилетия, и не как исключительное, необходимое преступление во имя общего блага, но как простое, приемлемое и приятное занятие? Здесь необходимо не поддаться соблазну обвинить непосредственно Голливуд или же «этическую примитивность» Индонезии. Следует начать скорее со смещающих эффектов капиталистической глобализации, которая, подрывая «символическую эффективность» традиционных этических структур, создает подобный нравственный вакуум